Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Текст изобилует образами самых разных окон. Это окно детской комнаты Алеши Арсеньева, которое возникает в самом первом воспоминании героя и в которое потом «все глядела <…> с высоты какая-то тихая звезда» (6, 10); это окна домов в Каменке и Батурино («завешенные окна», «раскрытое окно», «старинные окна с мелкими квадратами рам», «открытое окно»); это «полузавешанные окна столовой» в доме Лики; окна заброшенного дома, хранящие тайну запустения; «узкие окна» церковки Воздвиженья, в которые «все печальнее синеет, лиловеет умирающий вечер» (6, 75); это огреваемые солнцем «пыльные окна» «шапочного заведения»; окно редакции, в которое во время размолвки с Ликой «грозно синела зимняя ночь» (6, 227); это «в высоте над алтарем сумрачно» умирающее «большое многоцветное окно» костела в Витебске (6, 250); «бесконечно грустное окно» петербургского номера; «высоко от пола отстоящее окно» библиотеки; «забитые окна летнего ресторана» «в малорусском городе»; «черные окна» спальни после ухода Лики и т. п.

Уже такой перечень примеров раскрывает не только предметную изобразительность бунинского текста и психологическую подоплеку образа, но и феноменологический принцип его функционирования. Однако в данном случае нас интересует опора Бунина на традиционный символизм и связь этого образа с художественной философией книги. Наблюдения показывают, что «окна» в жизни Арсеньева появляются при всей их бытовой и интерьерной «непреднамеренности» все же не случайно. Они так или иначе сопровождают «переходы» жизни героя в иные качества и состояния, выступают в качестве «сигналов» приобщения, прикосновения к иному «выходу» в другие пространства и «миры». Вспомним, например, как происходит расставание Арсеньева с младенчеством: «Так постепенно миновало мое младенческое одиночество, <…> однажды осенней ночью я почему-то проснулся и увидал легкий и таинственный полусвет в комнате, а в большое незавешенное окно – бледную и грустную осеннюю луну, стоявшую высоко, высоко над пустым двором усадьбы, такую грустную, <…> что и мое сердце сжали какие-то несказанно сладкие и горестные чувства, те самые, как будто, что испытывала и она. <…> Но я уже знал, помнил, что я не один в мире» (6, 15). «Большое незавешенное окно» – знак открытости, готовности детской души к «расширению» своего мира.

Знаменательно, что «сухой блеск» «предосеннего солнца» из первого воспоминания сменяет «бледная и грустная осенняя луна», символизируя открывающуюся перед юным Арсеньевым мучительно-сладостную сложность жизни, соединенность в ней красоты и боли, цветения и смерти. Кстати, «вхождения» смерти в арсеньевский мир нередко также осуществляются посредством «окон». Так, известие о смерти бабушки связано с образом «раскрытого окна»: «А весной умерла бабушка. Стояли чудесные майские дни, мать сидела возле раскрытого окна. <…> Вдруг из-за амбаров выскочил какой-то незнакомый мужик, верховой и что-то ей весело крикнул. Мать широко раскрыла глаза и с легким и как будто тоже радостным восклицанием ударила по подоконнику ладонью. <…> Жизнь усадьбы опять была внезапно и резко нарушена» (6, 44). О болезни Писарева (затем последовала его смерть) Арсеньев узнает в комнате сестры Оли, «выходившей окном во двор» (6, 103). А само переживание смерти, которая, по выражению героя, «порой находит на мир истинно как туча на солнце», дается нередко на фоне «окон», соединенных с подчеркнутой цветовой и ритуальной символикой. Сравните: Надя, сестра Арсеньева, умирала в детской, где «было все то же: завешенные окна, полумрак, свет лампадки» (6, 43); во время панихиды по Писареву «в окна зала еще алел над дальними полями темный весенний закат, <…> и сквозь эту темноту и муть <…> горели восковые свечки» (6, 104). Освобождение же от тягостной власти реально присутствовавшей рядом смерти отмечено «настежь раскрытыми окнами на солнце и воздух» (6, 113).

Вообще «раскрытое окно» в бунинском мире означает обычно предельную открытость, разомкнутость человеческого существования, устремленность его «за пределы», незащищенность от контактов разного рода и готовность к ним: «…а за раскрытыми окнами сиял и звал в свое светлое безмолвное царство лунный сад. И я вставал, осторожно отворял дверь в гостиную. <…> Выйдя на балкон, я каждый раз снова и снова, до недоумения, даже до некоторой муки, дивился на красоту ночи» (6, 120).