Читаем Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги полностью

Давно и справедливо отмечена практически всеми исследователями, которые так или иначе обращались к «Темным аллеям», специфика расстановки в бунинском мире мужских и женских персонажей. Очевидно, что главенствующую, ведущую роль берет на себя женщина. Даже в тех случаях, когда она выступает как жертва мужских притязаний, все равно ей при изображении оставляется право главного лица («Степа», «Гость», «Второй кофейник», «Железная Шерсть» и др.). «Мужские характеры подчас только намечены и, как правило, статичны»[206], они выступают, скорее, как фон для раскрытия женского характера, не случайно их внутренний мир часто скрыт за безличным – «офицер», «художник», «бывший моряк», «писатель», «студент» и т. п. И вместе с тем, как очень верно и глубоко заметила О. В. Сливицкая: «Бунинский мир – это мужской мир»[207]. Женщина, столь многогранно представленная в «Темных аллеях» и не укладывающаяся ни в какие типологии, поскольку каждый образ несет в себе феномен «единственности», «присутствует <…> всюду, но как счастье, как мука, как наваждение, как тайна – в душе и судьбе мужчины»[208]. Поэтому все герои-«статисты» отмечены и объединены одним общим качеством – своей потрясенностью женщиной и женским, они «захвачены» любовью, они под ее властью, в ее плену. Главной в «Темных аллеях» является не просто тема любви, а тема мужской погруженности в стихию любви и эротического, воплощаемую женщиной. При этом в Бунине как художнике XX в. очень мало романтизма в интерпретации традиционно романтической темы. Он жесток и реалистичен, открывая поистине «темные» и жестокие стороны этой погруженности. И следует отметить, несколько корректируя предыдущие замечания относительно многих составляющих его концепции, что бунинские художественные открытия по их «доведенности» все же в большей степени органичны в русле философии не рубежа веков[209], а более поздней, нашедшей предельно точные слова по поводу изначального трагизма и неосуществимости человеческого стремления к полноте бытия в земной любви[210].

Но вернемся к оригинальному бунинскому повороту в трактовке вечной темы в искусстве. Аспект присутствия женского в мужском мире, придающий бунинскому тексту напряженную эротичность, может быть осмыслен в сопоставлении с некоторыми размышлениями Н. Бердяева. Так, к примеру, философ отмечал, что именно «…женщина является космической носительницей сексуальной стихии, стихийного в поле. Природно-родовая стихия пола есть стихия женственная. <…> “Мир” поймал Адама и владеет им через пол, в точке сексуальности прикован Адам к природной необходимости»[211].

Женщина в «Темных аллеях» не просто «предмет» вожделения или «страсти нежной». Через женственность герой-мужчина приобщается к космической жизни, открывает трагическую совмещенность пола и смерти как проявление «праховой» природы человека и в то же время открывает возможность преодоления этой природы силой любви, преображающей пол, соединяющей его с духом. Поэтому в «мужском» мире Бунина с такой поразительной силой явлено многое из того, что как раз составляет «женское, текучее, земное».

В этом ключе темное как непременный атрибут пространства книги, напрямую соотносимый с цветовым колоритом ее главных героинь, обретает особый смысл, становясь знаком женского как природной стихии пола, разлитой в мире, того тайного, мистического и непереводимого на рациональный язык, с чем сталкивается герой, познавая любовь. (Вспомним, что китайский символ женского «инь», ставший отчасти общекультурным, предполагает также соединенность с темным началом бытия[212].)

Не случайно, неизменно повторяясь, переходя из рассказа в рассказ, темное в «Темных аллеях» столь многозначно: оно способно менять «цвет» и содержательную наполненность в зависимости от характера любовное ситуации: «был темный отвратительный вечер» (7, 13); «Темно синела зимняя ночь» (7, 17); «небо и земля угрюмо темнели» (7, 26); «жаркая темнота тихой избы» (7, 27); «было темно и печально» (7, 44); «какая-то страшная черно-синяя темнота» (7, 89); «Там темно и холодно» (7, 252); «душная, горячая темнота» (7, 262). Темнота может сгущаться до пронзительной черноты, оборачиваться тьмой: «синяя тьма морозной ночи» (7, 131); «ночная синяя чернота неба» (7, 67); «тьма теплой августовской ночи» (7, 69); «ледяная тьма ночи и тумана» (7, 97); «белая тьма несущегося снежного моря» (7, 101).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное