Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы

Гинзбург начинает с максимально самоочевидного определения записной книжки: «Всякий знает, что записная книжка – это тетрадка, блокнот или книжечка особого (и непременно малого) формата, которую носят в кармане и куда записывают разные вещи, о которых не следует забывать»[431]. Далее она утверждает, что существует преемственность – от еженедельников, адресных книг, блокнотов со списками «что надо сделать», «записной книжки писателя» с набросками будущих литературных произведений до записной книжки как литературного жанра (здесь я пересказываю запись Гинзбург своими словами, используя наши современные названия упомянутых ей видов записных книжек)[432]. То, что записная книжка изначально возникла в практической обыденной жизни, а также материальные условия ее использования влияют на формирование записей и образа автора в тексте. Размер и формат записной книжки, а также манера вести записи (человек либо носит записную книжку с собой и на ходу делает записи карандашом, либо сидит за письменным столом и пишет чернилами) оказывают «давление на подбор материала, на способы его распределения и сочетания, наконец, на характер отдельной записи»[433].

Гинзбург пишет, подразумевая записную книжку, что «меньше всего здесь, пожалуй, индивидуального человека», вместо этого в ней обнаруживаешь человека, который принадлежит к определенной исторической формации и социально-экономическому классу, человека определенной профессии. Это совпадает с тем, как Гинзбург характеризует автопортрет Петра Вяземского в его записях – как социальную или «внешнюю биографию», репрезентацию себя как публичной фигуры и гражданина вместо описания собственной частной жизни или эмоциональных переживаний[434]. Гинзбург также замечает, что тот, кто ведет записную книжку, как и обычный человек, делающий в еженедельнике пометки по бытовым вопросам, часто пытается разрешить «некую задачу, непосредственно предложенную окружающим бытием»[435]. Она и сама часто подчеркивала, что записные книжки были нужны ей в практических целях: «Для меня всякий процесс писания – это процесс наилучшего разрешения задачи»[436].

Черновик статьи о записных книжках писателей был наспех набросан в блокноте, где перечислены оценки студентов Гинзбург с рабфака; по этой детали видно, как ее научная работа в стол сосуществовала с рутинными задачами, которые она решала в практической жизни и профессиональной деятельности. «За семь десятков лет, в течение которых (с перерывами) Гинзбург вела записные книжки, несколько раз драматично менялись материальные условия ее жизни (доступность или дефицитность тетрадей или чернил как таковых) и характер профессиональной деятельности. На начальном этапе Гинзбург делала записи в записных книжках в твердой обложке, на первосортной бумаге, а в 1930–1940‐е годы – в менее долговечных тетрадях, на шершавой бумаге. Она вела записные книжки, сидя за письменным столом, обмакивая перо в чернильницу (в годы Ленинградской блокады перо и чернила уступили место карандашу, а в послевоенные годы – пишущей машинке), перенося на бумагу законченные записи, которые вначале набрасывала начерно на обрывках бумаги (на обрывках она могла делать первоначальные записи в самой разной обстановке, как в городе, так и на природе)[437]. В 1989 году, публикуя книгу, составленную из записей, Гинзбург остановилась на названии «Человек за письменным столом», подчеркнув образ погруженного в размышления писателя-одиночки[438]. Этот образ весьма далек, например, от автопортрета Маяковского в «Как делать стихи?» – человека, который едет в трамвае, имея при себе «записную книжку писателя». В своих записных книжках Гинзбург обычно (несмотря на дефицит бумаги) оставляла пустыми страницы, соседствующие с исписанными, чтобы продолжить редактирование фрагментов или вставлять новые записи. Она часто располагала рядом записи, гетерогенные по жанрам, и облекала их в зафиксированную форму в последовательности, не совпадавшей с хронологической. Также она применяла при работе ножницы и клей, чтобы вырезать записи и вклеивать их в другие места записных книжек, а некоторые фрагменты вымарывала густыми черными чернилами. Она лишь спорадически датировала записи, причем перед публикацией часто убирала даты.