Читаем Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы полностью

Всякая формула внутреннего опыта является выжимкой из большой массы недифференцированных и как будто бесцельных впечатлений. Иногда нужно загубить два месяца, прожить их в сумбуре обрывающихся ощущений, для того чтобы придумать одну фразу.

Я говорю о фразе, потому что для меня найденная формула – лучшая из наград. Все, не выраженное в слове (вслух или про себя), не имеет для меня реальности, вернее, я не имею для него органов восприятия. Выразить вещь в слове – не значит наименовать ее терминологически. Необходимо в каждом данном случае выдумать формулу, маленькую структуру, микрокосм сюжета, со своим собственным разрешением. Когда я вижу прекрасный пейзаж, не имея для него формулы, я испытываю ощущение ненужности происходящего, как если б я грызла семечки на лавочке в пыльном сквере. Все радости и горести жизни доходят какими-то словесными сгустками, как бы навязчивыми цитатами, надолго застывающими в сознании[473].

В этом необычайном пассаже описывается почти что утилитарное отношение к миру – как к материалу, который требуется, чтобы творчески выразить его в слове. Этот материал неподвластен законам экономики или трудовой деятельности, поскольку для его претворения в слово требуется потратить энергию, как кажется, впустую (хотя на самом деле это только кажется). Поиск формул становится непрерывной деятельностью, которой занят ум писателя. После того как на поиски правильной формулы затрачивается масса времени, начинает казаться, будто слова, наконец-то пришедшие на ум, существовали в сознании уже долгое время – хранились на каком-то складе мыслей, обретших свое выражение. Идея формулы как «микрокосма сюжета» у Гинзбург, возможно, указывает на то, что формула имеет отношение к художественной прозе, или на то, что характерные черты художественной прозы распространяются и на документальную прозу[474]. Формула как плод труда прерывает непрерывность времени (момент прозрения, который кристаллизуется, момент, за который цепляешься); более того, ко времени формула относится нелояльно – можно сказать, вероломно, на манер художественного вымысла, – потому что спрессовывает его (она представляет собой «выжимку»).

Вот толкование первого значения слова «формула» в статье 17-томного словаря, подготовленного Академией наук СССР: «Общее краткое определение какого-либо положения, закона, отношения и т. п., приложимое к частным случаям; краткое, точное словесное выражение, определение чего-либо»[475]. То, как Гинзбург употребляет слово «формула», свидетельствует, что под ее определение также подпадают клише, повторяемые людьми в бытовой речи, – такие как «Все проходит» или «Время – лучший целитель»[476]. (Она отмечает, что, хотя эти формулы, возможно, выражают всеобщие истины, в конкретных ситуациях они не годятся для самоутешения или утешения других, поскольку кажутся пошлыми и фальшивыми.) Она также сожалеет, что теории того или иного ученого спрессовываются в формулы, существующие изолированно, потому что таким образом можно «поглотить многообразие идей, способных активно жить и работать, вступая в непредвиденные соотношения»[477]. В словарной статье первая цитата, иллюстрирующая употребление слова «формула», взята ни много ни мало как у Александра Герцена (одного из тех, кого брала себе за образец Гинзбург): он определяет формулу как правило жизни или как максиму: «Усвойте себе общий взгляд, общую формулу, и вы почти никогда не ошибетесь в частном приложении»[478]. Такая формула преследует практическую и этическую цель – помочь человеку действовать в мире и самосовершенствоваться; таким образом, она связывает деятельность по ведению записных книжек, понимаемых как литературный жанр, с практическими истоками привычки делать заметки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное