Всякая формула внутреннего опыта является выжимкой из большой массы недифференцированных и как будто бесцельных впечатлений. Иногда нужно загубить два месяца, прожить их в сумбуре обрывающихся ощущений, для того чтобы придумать одну фразу.
Я говорю о фразе, потому что для меня найденная формула – лучшая из наград. Все, не выраженное в слове (вслух или про себя), не имеет для меня реальности, вернее, я не имею для него органов восприятия. Выразить вещь в слове – не значит наименовать ее терминологически. Необходимо в каждом данном случае выдумать формулу, маленькую структуру, микрокосм сюжета, со своим собственным разрешением. Когда я вижу прекрасный пейзаж, не имея для него формулы, я испытываю ощущение ненужности происходящего, как если б я грызла семечки на лавочке в пыльном сквере. Все радости и горести жизни доходят какими-то словесными сгустками, как бы навязчивыми цитатами, надолго застывающими в сознании[473]
.В этом необычайном пассаже описывается почти что утилитарное отношение к миру – как к материалу, который требуется, чтобы творчески выразить его в слове. Этот материал неподвластен законам экономики или трудовой деятельности, поскольку для его претворения в слово требуется потратить энергию, как кажется, впустую (хотя на самом деле это только кажется). Поиск формул становится непрерывной деятельностью, которой занят ум писателя. После того как на поиски правильной формулы затрачивается масса времени, начинает казаться, будто слова, наконец-то пришедшие на ум, существовали в сознании уже долгое время – хранились на каком-то складе мыслей, обретших свое выражение. Идея формулы как «микрокосма сюжета» у Гинзбург, возможно, указывает на то, что формула имеет отношение к художественной прозе, или на то, что характерные черты художественной прозы распространяются и на документальную прозу[474]
. Формула как плод труда прерывает непрерывность времени (момент прозрения, который кристаллизуется, момент, за который цепляешься); более того, ко времени формула относится нелояльно – можно сказать, вероломно, на манер художественного вымысла, – потому что спрессовывает его (она представляет собой «выжимку»).Вот толкование первого значения слова «формула» в статье 17-томного словаря, подготовленного Академией наук СССР: «Общее краткое определение какого-либо положения, закона, отношения и т. п., приложимое к частным случаям; краткое, точное словесное выражение, определение чего-либо»[475]
. То, как Гинзбург употребляет слово «формула», свидетельствует, что под ее определение также подпадают клише, повторяемые людьми в бытовой речи, – такие как «Все проходит» или «Время – лучший целитель»[476]. (Она отмечает, что, хотя эти формулы, возможно, выражают всеобщие истины, в конкретных ситуациях они не годятся для самоутешения или утешения других, поскольку кажутся пошлыми и фальшивыми.) Она также сожалеет, что теории того или иного ученого спрессовываются в формулы, существующие изолированно, потому что таким образом можно «поглотить многообразие идей, способных активно жить и работать, вступая в непредвиденные соотношения»[477]. В словарной статье первая цитата, иллюстрирующая употребление слова «формула», взята ни много ни мало как у Александра Герцена (одного из тех, кого брала себе за образец Гинзбург): он определяет формулу как правило жизни или как максиму: «Усвойте себе общий взгляд, общую формулу, и вы почти никогда не ошибетесь в частном приложении»[478]. Такая формула преследует практическую и этическую цель – помочь человеку действовать в мире и самосовершенствоваться; таким образом, она связывает деятельность по ведению записных книжек, понимаемых как литературный жанр, с практическими истоками привычки делать заметки.