Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни

В память этих погибших на берегу Дуная стоит очень необычный памятник. Это несколько десятков пар женских, мужских и детских туфель и ботинок разного фасона и размера. Они сделаны из железа и прикреплены к скрытой под землей железной полосе. И так расстегнуты-распахнуты, как будто их только что сняли с ноги. Это потрясающее зрелище. В памятные дни возле них зажигают свечи.

Тут я и выкурил свою третью экскурсионную сигарету. Больше никуда идти не хотелось, хотя в Будапеште полным-полно различных туристических соблазнов.

А после мы уехали – с великой благодарностью к этой зеленой процветающей стране. Бог даст, мы еще приедем сюда.

Рыбалка на полярном круге

Это название – к тому, что я снова побывал в Салехарде. А он, как известно, стоит на Северном полярном круге – шестьдесят шестая (с чем-то) параллель. И даже специальный там огромный знак поставлен: ты пересекаешь очень важную черту. И выдается грамота, что пересек, такая у меня уже висит. Мне, правда, рассказывали, что знак этот стоит слегка южнее Салехарда – чтобы, не дай Бог, не отобрали северные льготы.

Я приехал выступать по личному приглашению губернатора (грех не похвалиться этим фактом – первым в моей актерской жизни). Даже обсуждалось по телефону с моим импресарио, не полечу ли я на вертолете на губернаторскую дачу (всего час лету) и что именно я там выберу: сидение у камина с выпивкой или роскошную подледную рыбалку. Я было собрался отказаться от обоих соблазнов, но догадался промолчать, и судьба сама легко распорядилась моим досугом.

Губернатор оказался жестоко занят в эти дни: в Салехарде открывался съезд коренных малочисленных народов Севера. Я даже не знал, что их так много, этих малочисленных народов. На правах хозяев были ненцы, ханты, манси, селькупы. А еще приехали буряты, коряки, эскимосы, долганы, эвены, камчадалы, орочи, якуты, нанайцы и тувинцы. Словом, сорок малочисленных народов прислали человек пятьсот своих представителей. И все они жили в одной гостинице со мной. Ну, может, и не все, но я стоял и молча любовался этим невиданным мной ранее обилием лиц, мягко говоря, неевропейских.

И вдруг ко мне подошел пожилой (и почему-то грустный) еврей, который принялся уныло хвалить мои стишки и прозу.

– А вы-то здесь кто? – невежливо спросил я его.

– Я мэнээс, – ответил он, и я обрадовался, что сразу понял. Младший научный сотрудник – типичная для еврея должность.

– Нет, – опроверг он мою догадку. – Я – малочисленный народ Севера.

– Но это съезд коренных народов, а вы разве коренной? – уперся я.

– А где мы коренные? – укоризненно переспросил он.

«В Израиле!» – чуть не закричал во мне израильский патриот.

Он молча пожал плечами и вернулся в пеструю толпу коренных народов Севера.

Так что губернатор Ямало-Ненецкого округа даже не пришел на мое выступление.

На следующий день ему было вовсе не до меня: отмечался ежегодный День оленевода. Были оленьи гонки в упряжках, прыгали через нарты, боролись и перетягивали палку многие участники праздника. В магазинах было запрещено продавать выпивку (у северных народов плохо с какими-то ферментами, которые перерабатывают алкоголь), поэтому традиционно поживились таксисты: она у них стала стоить впятеро дороже.

А я уже с утра знал, на что обречен: мне прямо в номер принесли две огромные сумки с полным снаряжением северного охотника: три пары штанов (включая кальсоны), две теплые рубашки, теплые носки и сапоги невероятной высоты (глубокий снег или болото, догадался отпетый горожанин). А еще была замечательная шерстяная шапка с прорезью для глаз – такие видел я не раз в кино про грабителей.

И привезли нас прямо к вертолетной площадке, и мы полетели в дико гремящем вертолете. Правда, дали всем наушники, чтоб тарахтение ослабить. Меня было поручено опекать местному министру культуры – очень симпатичному и очень молодому человеку. Второй спутник был сильно старше и пока что молчалив. Еще один был явно на подхвате (позже это подтвердилось).

Я смотрел в иллюминатор на снег под нами, на редкий и малорослый подлесок и всем сердцем чувствовал, что человеку жить в этих местах не стоит. А про что я думал эти полтора, а то и два часа полета, я чуть позже расскажу, поскольку это очень важно.

Мы опустились около огромного озера, где еще вчера были пробурены лунки и опущены ко дну шнуры с приманкой. Вылезли из вертолета, и я неловко встал на широкие и короткие охотничьи лыжи (был заботливо спрошен, катался ли я когда-нибудь на лыжах, и соврал, что да). Стали ждать, покуда трое на таких же лыжах обходили лунки. Меня просто пожалели брать с собой, поскольку лед кое-где был тонким, а я гость. Щук было четыре или пять, одна – огромная, и я с ней тут же сфотографировался. А что поймал ее не я – сущая мелочь для истинного рыболова.

Я уже начал входить во вкус мероприятия.