Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни

Я совершил бестактность, о которой не жалею, уже только за десертом. Принесли по рюмке густо-красного вина, и нам контесса объяснила, что это земляничное вино, которое изготавливают специально для их семьи. Я отхлебнул глоток и, интимно наклонившись к контессе («Да ты ее за плечи обнял», – врал потом Сашка), спросил, нет ли у нее чего-нибудь покрепче. Нам немедленно принесли маленькие стаканчики лимончеллы – хоть и ликер, но все-таки с градусом.

Тихо выругав себя, что не попросил виски, я принялся за эти стаканчики. Филиппинец меня понял правильно, и как только я взглядывал на него, он приносил добавку.

Так замечательно прошел обед, после чего расположившаяся к нам контесса показала нам с Сашкой свой дом. На стенах у нее висели картины пятнадцатого века, по которым некогда выкладывалась мозаика в каком-то знаменитом соборе. А еще я помню оружейную комнату, где в деревянных стойках было штук пятнадцать разных ружей («Муж любил охоту, – пояснила контесса, – а вы любите охотиться?» – мы с Сашкой закивали, чтоб не уронить мужскую честь).

В спальне у контессы на прикроватной тумбочке лежала Библия. Это был муляж: внутри хранился револьвер. «На всякий случай», – туманно пояснила владелица. Словом, все прошло прекрасно кроме расставания, когда я совершил недопустимую оплошность. Невдалеке от нас, бормочущих прощальные слова, стоял филиппинец, явно готовый еще раз принести лимончеллу. И я, наклюкавшись до полной приятности, никак не мог не пожать ему руку. Он в ужасе посмотрел на контессу, полагая, что его теперь уволят непременно и немедленно, но хозяйка только благосклонно улыбнулась.

К этому добавить надо, что одеты были мы все четверо: я, Саша и наши жены – чисто по-израильски, то есть как изрядно обтерхавшиеся в странствиях туристы. Так что у контессы тоже наверняка сохранились о нас теплые воспоминания.

И напоследок расскажу, как мы с Сашей Окунем затеяли как-то на израильском телевидении (только-только основался тогда русскоязычный канал) программу под названием «На троих». Нам даже студию оборудовали: висели копии Сашиных работ, а посреди стоял большой круглый стол (им послужила огромная катушка, на которую наматывают кабель).

Третьим был у нас какой-нибудь интересный собеседник – их было с лихвой, мы сами подбирали посетителей. Этот третий приносил на передачу выпивку с закуской, так было условлено, и он еще обязан был нам рассказать, почему принес именно это, а не что-нибудь другое. Мы разливали на троих (чисто российская забава) и беседовали на различнейшие темы.

Много передач получились удачными. Нам довольно трудно приходилось, ибо в день, когда предоставляли студию, порой три передачи подряд мы писали, а ведь пили мы не понарошку, и на третьей записи уже держать себя в руках было непросто.

Только нам все это очень нравилось. И так мы проработали чуть больше года, сделав тридцать девять (или сорок?) передач. Зрителей у нас было предостаточно и немало разных замечательных гостей.

Надо сказать, что главный режиссер канала (и его организатор) нас не просто пригласил, но принял в нас горячее участие, мы провели немало времени, различные детали обсуждая. Но, похоже, оказался он из тех людей, которые разительно меняются, работая в начальниках. И год или чуть более спустя решил он, уж не знаю, сам ли, что у передачи нашей мало зрителей (как говорится – невысокий рейтинг).

Как тут поступить? Да очень просто – пригласить соавторов к себе в кабинет, сказать: «Ребята, вы не потянули, извините и спасибо» – и пошли бы мы, солнцем палимы, без малейшей, никакой обиды. Только что-то в нем уже необратимое, начальственное что-то приключилось. И нам некий посланник, общий наш приятель, сообщил от начальственного имени главного редактора Лени, что передача закрывается. И ни привета, ни спасибо сказано нам не было. И от этого мы некую обиду ощутили, мы-то знали по звонкам и разговорам, как нас слушают. И появилась у меня одна мечта, но сразу я ее не назову.

У Саши изрядно времени очистилось на живопись, я сел за новую книжку, мы не тосковали и в нужду не впали. Только наблюдали, усмехаясь, как все наши передачи повторили раза три (а как же рейтинг?), а потом еще и продали в Америку и Австралию.

Я стал подумывать, что сбудется моя мечта. И через какое-то время (как оно мелькает быстро!) явился к Саше в мастерскую тот же самый гонец-посланник и передал нам Лёнино приглашение немедля изготовить еще тридцать передач. Сбылась моя мечта, подумал я с восторгом, целиком и полностью сбылась в своем первоначальном виде.

Мы с Сашей даже не переглянулись, и я мягко, вежливо сказал:

– Передайте Лёне, что его послали на хуй.

Туманный Альбион

О старости я много написал, но вот совсем недавно увидал пример достойного на редкость увядания.