Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Внедрение и распространение в корпусе «регулярных» академических и дисциплинарных практик не было, однако, делом рук одного лишь фельдмаршала Миниха. Для нанятых им учителей и офицеров изобретение и использование таких практик служило одним из важнейших способов зарекомендовать себя в качестве экспертов. Как объяснял барон фон Миних в докладе императрице Анне по итогам своего руководства корпусом, находясь во главе учебного заведения, он «по крайнейшей возможности старался, чтоб академия шляхетных кадетов не токмо в добром состоянии, в котором оная до меня находилась, содержалась, но и по возможности в лучшем распоряжении» была. Предпринятые им меры включали не только привлечение в корпус «многих искусных учителей», способных «чрез <…> забавные науки кадетов поощр[ять] и ободр[ять]» (например, с помощью изучения земного и небесного глобусов и демонстрации физических экспериментов), но также и составление регуляций. Никаких оснований предполагать наличие у барона педагогических познаний или опыта у нас нет, но отсутствие необходимых квалификаций не помешало ему сочинить «генеральной регламент <…> который в 72 пунктах состоит, в чем где майору и обер и унтер офицерам, також и всем кадетам именно показано, что им чинить надлежит». Подчеркивая в этих донесениях свой личный вклад в «наилучшее распоряжение» корпусом, барон фон Миних не упускал случая представить в благоприятном свете и деятельность своего брата фельдмаршала662.

Именно на время директорства барона фон Миниха приходится и успешное составление «генеральной табели всему корпусу», сочиненной, наконец, «по прожекту капитана де Бодана при вспоможении капитана де Радена». Этот шедевр дисциплинарной мысли состоял «в 36 табелях в которых все сии 360 кадетов по их наукам, достоинству, понятию, остроте и старшинству [были] вписаны». Когда генеральная табель была готова, директор направил ее в Кабинет как наглядное свидетельство административного искусства братьев Минихов663. Для большего визуального эффекта к докладу была приложена аккуратно расчерченная и даже раскрашенная таблица, наглядно представлявшая разработанное в корпусе расписание664.

Еще одним важным новшеством было введение должности «обер-профессора», предусмотренной уставом 1732 года «для надзирания во всех учениях над всеми»665. В декабре 1734 года первым исполняющим обязанности обер-профессора стал Иоганн Беньямин фон Зигхейм – еще один пример рекрутирования через неформальные контакты. Саксонец по происхождению, фон Зигхейм узнал о вакансии в России от своего брата Иоганна, который ранее служил в прусской армии, а с 1732 года был поручиком Кадетского корпуса. В соответствии с его контрактом-«капитуляцией», Зихгейм должен был

крепкое смотрение иметь, какие методы или способы учители при обучении кадетов употребляют, и особливо надлежит ему того смотреть, чтоб учители не ленились, и чтоб кадеты во всякой науке по одной и сколько возможно по лутчей и самой лехкой методе обучены были.

Он должен был также своевременно докладывать обо всем происходящем директору корпуса и вести необходимые записи666. Впоследствии Зихгейм хвалился, что составил «письменные <…> инструкции и табели», благодаря чему «все бывшие тогда беспорядки прекращены»667.

Составлением инструкций и регламентов занимались, конечно, не только высшие чины корпуса. Когда «комиссару», то есть заведующему хозяйством корпуса Мартину Шванвицу, велено было приискать кандидата на должность «тафельдекера» (заведующего кадетским столом), он не нашел ничего лучшего, как предложить некоего Ивана Иванова, ранее «бывшего при московской парусной фабрике <…> за писаря». Чтобы поддержать эту сомнительную кандидатуру, Шванвиц тут же сочинил «Инструкцию каким образом при трапезе кадетской тафелдекарю поступать надлежит». Среди прочего, этот документ устанавливал, сколько и каких тарелок, стаканов и столовых приборов следовало выдавать кадетам, как часто следовало менять скатерти и салфетки и чистить столы, как надлежало учитывать продукты и недоеденные остатки и так далее668.