Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

В самом деле, как видно из разбираемых в этой книге эпизодов, история школ в петровскую и послепетровскую эпоху может быть написана не как история государственных усилий по просвещению России, но как история индивидуальных проектов, инициируемых предпринимателями всех мастей, стремящимися к достижению собственных целей и к реализации собственных амбиций. Разумеется, административное предпринимательство играло крайне важную роль как движущая сила институциональной эволюции и в другие эпохи – и продолжает играть ее и сегодня, как это отмечается в многочисленных работах по теории и практике институциональных изменений. И все же гипертрофированная, бросающаяся в глаза роль прожектерства в изобретении «регулярного» государства была исторически специфичным явлением, особенно характерным для второй половины XVII – первой половины XVIII века, когда границы государственного и частного, формального и неформального не были вполне артикулированы и обозначены. Амбициозные прожектеры той эпохи добивались успеха благодаря своей способности действовать поверх этих кристаллизирующихся границ, мобилизуя неформальные связи, используя частную инициативу для расширения государственных институтов и опираясь для реализации своей личной повестки на полученные от государства ресурсы и полномочия. Особенно заметна, пожалуй, роль таких предпринимателей именно за пределами Западной Европы в периоды «вестернизаций», таких как петровские преобразования в России, поскольку подобные перемены сопровождались интенсификацией культурных обменов и радикальным ослаблением – если не ликвидацией – существующих институтов. Ослабление это, понятным образом, расширяло пространство для прожектерства, легитимируя «иностранное», подрывая позиции существующих элит и выводя на арену политических игроков нового типа. В этом смысле государство в России раннемодерного периода имеет смысл рассматривать не как безликого коллективного актора, но, во-первых, как платформу для действий индивидуальных акторов, реализующих собственные проекты, часто в жесткой конкуренции друг с другом, и во-вторых – как набор ресурсов и инструментов, которыми могли пользоваться такие прожектеры.

Отправной точкой для наших рассуждений в данной книге является историография последних десятилетий, подчеркивающая мозаичный и зачастую не слишком «регулярный» характер государства раннего Нового времени в России, в Западной Европе и в других частях света. Эти работы вносят совершенно необходимую коррективу в наши устоявшиеся представления, напоминают о невозможности принимать за чистую монету, за адекватное отражение исторических реалий такие сугубо теоретические построения, как абсолютистская монархия, «регулярное полицейское государство» и им подобные. Эти ревизионистские работы подчеркивают устойчивость традиционного – однако при этом уделяют гораздо меньше внимания объяснению изменений и возникновению нового. Так, хотя во многих из них вполне убедительно показывается, что «традиционные» формы соперничества между аристократическими кланами оставались стержнем политического процесса и в новую эпоху, из этих работ не всегда ясно, как же именно такое соперничество объясняет ту или иную конкретную траекторию институциональной эволюции. В данной книге предпринята попытка сделать следующий шаг и использовать анализ «микрополитической» борьбы в раннее Новое время для объяснения зарождающихся элементов модерности. Сама потребность в этих элементах, в импорте, адаптации и усвоении новых институтов и технологий часто рассматривается как обусловленная геополитической конкуренцией, в том смысле что давление извне якобы естественным образом подталкивает государства к поиску более «эффективных» решений. Меня, однако, интересует, как процесс поиска новых институциональных решений отражал интересы тех или иных конкретных политических игроков, которые использовали новые административные, военные и культурные технологии для утверждения собственного статуса и получения преимуществ перед своими соперниками внутри данного социума. И именно от полезности той или иной институциональной модели для достижения таких «микрополитических» целей зависело, насколько другие игроки были готовы принять ее на вооружение. На следующем этапе проекты, воспринимавшиеся окружающими как востребованные и успешные, могли быть использованы как шаблоны другими административными предпринимателями, тем самым способствуя институциональному изоморфизму.