Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Более того, иезуит Эмилиан доносил в июле 1699 года, что по возвращении из Европы Курбатов искал контактов с представителями ордена в Москве. Далее Эмилиан таинственно сообщает, что «Курбатов, человек довольно простоватый, взял на себя такое дело, которое, правда, само по себе и не очень большой важности, но может наделать много зла у этого подозрительного народа» (то есть у русских)256. О каком деле идет речь, из сообщения Эмилиана непонятно, но сохранилась адресованная к папе римскому «супплика» Курбатова, датированная апрелем 1698 года. В обращении этом открыто заявляются миссионерские намерения автора: он просит понтифика снабдить его книгами и образованными сотрудниками из числа чехов и поляков, опираясь на которых он мог бы склонять детей московской знати к «verae catholicae ecclesiae». Преподавание математики и архитектуры описывается здесь как способ привлечь в школу московскую аристократическую молодежь. Своего господина Шереметева Курбатов прямо представляет эмиссаром, специально направленным патриархом Адрианом искать помощи Рима в борьбе с проникающей в Россию «лютеранской и кальвинистской ересью» (haeresibus lutheri et calvini)257.

Сам по себе факт возможного обращения Курбатова в католичество, если он действительно имел место, не особенно примечателен – и уж во всяком случае, не исключителен для того времени. Не только Стефан Яворский, но и ставший как раз в эти годы ректором Московской академии Палладий Роговский, да и сам Феофан Прокопович также принимали католичество или унию, чтобы получить возможность обучаться в западноевропейских католических училищах258. Более любопытно, что инициатива Курбатова хорошо согласуется с общим всплеском интереса к латинской учености со стороны Петра в этот период. Появление указа о создании Навигацкой школы близко совпадает по времени с возложением на Стефана Яворского обязанностей местоблюстителя патриаршего престола (16 декабря 1700 года), а в сентябре 1701 года последовало формальное утверждение Петром привилегии Киевской академии. Тогда же быстро «латинизируется» за счет привлечения киевских учителей и Московская академия. На 1700–1701 годы приходится и расцвет собственно иезуитской школы в Москве, организованной чехами Яном Миланом и Яном Берулой и рекрутировавшей десятки представителей московской знати при видимо одобрительном отношении Петра259. Разговоры о недопустимо терпимом отношении Петра к католицизму велись в эти годы не только среди москвичей, но и среди иноземных офицеров-протестантов260. В этом смысле, хотя заигрывание Курбатова с иезуитами в последние годы XVII века и соответствовало культурной ориентации его социального круга, одновременно оно могло, в глазах «прибыльщика», отвечать и намерениям самого Петра.

Можно ли связать деятельность Курбатова в Навигацкой школе и его последующее настойчивое внимание к развитию школ с его католическими контактами? Вот примечательная деталь: подьячий Иван Авксентьевич Хрипунов, привлеченный, как мы помним, в Оружейную палату по прямому ходатайству Курбатова, некоторые свои служебные документы, обращенные к Магницкому, подписывает по-латыни, Scriba Joannes Chripunov, причем встречаются и записки Хрипунова, целиком написанные на латыни261. Любопытно, что в одном из таких писем «scriba Joannes» Хрипунов называет Магницкого «Леонтий Филиппович, amantissime Frater et socius, et comes, а паче benefactor et dominus», а в другом адресуется к нему «Domine Benevolentissime Леонтий Филиппович»262. Почему подьячий Хрипунов, ближайший сотрудник Курбатова, называет учителя Магницкого, служащего подведомственной ему школы, «братом», «сотоварищем», «благодетелем» и «господином»? Следует ли обращение «Frater» понимать буквально – как признак общей принадлежности к некоему «братству»-ордену или это лишь формула вежливости? В одном из писем к учителю подьячий подписывается «amicus et discipulus»: похоже, Магницкий в какой-то момент являлся наставником Хрипунова – но наставником какого рода?263 Наставлял ли он его в математике, в латыни или в чем-то ином? И где вообще этот бывший боярский холоп мог выучить латынь? Ответить на эти вопросы мы пока не можем. Но, во всяком случае, изложенные обстоятельства указывают на то, что ключевые деятели Навигацкой школы, которым она и обязана своим становлением в первой половине 1700-х годов, не просто принадлежали к одному социальному кругу, но были объединены и общей культурной ориентацией.