Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Несмотря, однако, на отъезд и последующую опалу Курбатова, Навигацкая школа сохранила устойчивость – и, как кажется, в значительной степени это связано с тем, что учитель Магницкий мог опираться на поддержку не только персонально Курбатова, но и более широкого круга книжников, который они оба представляли. Действительно, позиции Магницкого в школе не только не ослабли, но даже усилились и, как мы увидим, были официально закреплены. Из материалов дела Тверитинова видно, что и после назначения Курбатова на Двину его московский дом остается одной из точек притяжения для столичных книжников, как и дом самого Магницкого, который посещает, например, и влиятельный вице-губернатор Ершов275. Примечательно, что, прибыв в 1714 году в Санкт-Петербург для дачи в Сенате показаний по делу Тверетинова, Магницкий первым делом отправился за советом именно к Ф. М. Апраксину, новому куратору школы. Хотя адмирал сильно опасался возможных политических последствий, в деле Тверитинова он вполне сознательно и последовательно поддерживал партию Яворского. Отметим, что Апраксин, как и Головин, был связан дружескими отношениями с Шереметевым, первым патроном Курбатова276. Связи Магницкого с адмиралом также могли иметь давнюю историю, поскольку братья Апраксины отметились контактами с тем же кругом книжников: среди прочего, Петр Матвеевич, брат адмирала, учился в 1686 году латыни у Яна Белобоцкого277. Следует полагать, что возможностью зайти к такому влиятельному вельможе и попросить у него помощи и совета по политическому вопросу Магницкий был обязан не столько своему скромному статусу учителя, сколько своей репутации книжника и принадлежности к соответствующим кругам.

По документам видно, что после перехода Курбатова в Ратушу Головин уже в июле 1705 года поручает школу стольнику Дмитрию Петровичу Протасьеву, своему дяде – одному из двух мирян (вторым был И. А. Мусин-Пушкин), которых Курбатов в октябрьском письме 1700 года рекомендовал Петру для «временного в духовных [делах] управления»278. Хотя поначалу ведение Сухаревой башни, как кажется, не было закреплено персонально за кем-то из дьяков Оружейной палаты, уже в августе мы встречаем первые документы, направляемые в школу за подписью Андрея Александровича Беляева (ум. ок. 1718), дьяка, а затем адмиралтейского комиссара, который и будет играть абсолютно ключевую роль в управлении Навигацкой школой на протяжении последующих десяти лет279.

О ранней биографии Беляева, как и большинства других приказных того времени, мы знаем крайне мало280. Из документов ясно, однако, что в период своей службы в Приказе воинского морского флота, а затем в Адмиралтействе он был не просто чиновником, но ближайшим доверенным лицом Апраксина. Как это было характерно для сановников той эпохи, канцелярия Апраксина занималась и обеспечением его деятельности как главы морского ведомства, и его личными и хозяйственными делами. В известном смысле, до своего переезда в новую столицу Беляев был своего рода полномочным представителем Апраксина в Москве. Он заведовал, в том числе, достройкой дома адмирала, поместными тяжбами его брата, заказывал для адмирала алмазные пуговицы и так далее281.

Вел Беляев и полупредпринимательскую деятельность, где нужды флота и интересы Апраксина как крупного подрядчика были неразделимы: именно в интересах адмирала Беляев управлял в 1710-х годах полотняными дворами в Москве, обещая Апраксину, что «прибыль от того можно, за помощью Всевышнего, получить немалую»282. Управление это, впрочем, было не слишком успешным – Беляева в итоге обвинили в том, что он чуть не разорил фабрику и поставлял на флот гнилую парусину283. Показательно письмо, направленное Апраксиным Беляеву в 1715 году. Адмирал узнал от князя Якова Федоровича Долгорукова, что «суконное дело на Москве произошло в изрядное действо» и что много сукна закупается теперь на армию. В связи с этим Апраксин поручает Беляеву разведать, «как оный завод произошел в действо, и каким образом сукна подряжают», чтобы завести такое же производство в апраксинских владениях в Азовской губернии284.

Стараясь услужить Апраксину, Беляев, конечно, не забывал и себя, как это видно из списка накопленной им недвижимости. Его дом в Санкт-Петербурге, как выясняется, был достаточно представительным, чтобы царь мог после смерти дьяка пожаловать его адмиралу Джорджу Паддону; дополнительно подчеркивает тесные отношения Беляева с Апраксиным тот факт, что дом этот находился рядом с собственным домом адмирала. В Москве за Беляевым числился загородный дом «на реке Яузе против Андрониева монастыря со всеми строениями», пожалованный в итоге П. А. Толстому; и трехэтажный каменный дом в Огородной слободе, окруженный каменным же забором с железными решетками, оказавшийся настолько привлекательным, что его долго и настойчиво домогался сам А. И. Остерман285.