В октябре, судя по всему, началась практическая деятельность академии368
. Насколько барон действительно принимал участие в академических делах, сказать трудно, но, во всяком случае, он подписывал исходящие бумаги по самым разным вопросам: докладывал в Адмиралтейство, что многие недоросли неграмотны, инициировал отправку таких неграмотных в Новгород в школу при тамошнем епископском доме, выявлял совершенно неспособных, по его мнению, недорослей («во учении быть невозможно»), требовал из других ведомств необходимые припасы и так далее369. «Учрежденная здесь Морская академия находится уже в отлаженном состоянии и насчитывает 300 молодых дворян, которых в настоящее время обучают 6 профессоров, учителей, частью англичан, частью немцев и русских», – сообщал в январе 1716 года ганноверский резидент Вебер370. 8 октября в академии, похоже, побывал Петр (в тот день «Его Величество был в Адмиралтействе, и в школах»), визит повторился 3 ноября («Его Величество был во академии, срисовали человека»)371. Это единственные известные нам случаи, когда источники фиксируют возможное посещения Петром Морской академии в те годы: смягчилось ли по итогам этих визитов государево раздражение Сент-Илером или, наоборот, обострилось, неизвестно. В промежутке между этими двумя визитами произошло событие, которое не могло не оказать серьезного влияния на придворные позиции Сент-Илера: скончалась кронпринцесса Шарлотта. Одновременно барон разругался с переехавшим в Санкт-Петербург из Москвы Фархварсоном, который наотрез отказался подчиняться Сент-Илеру и в итоге был вместе с геометрическим классом выведен Апраксиным из подчинения французу372. Тем не менее 20 декабря 1715 года царь распорядился выслать «всех знатных особ детей» в возрасте от 10 лет и старше «в школу Санкт-Петербургскую, а в чужие края не посылать»373. Наконец, в январе 1716 года, перед самым своим отъездом в большое европейское турне, Петр поручил надзирать за академией в звании президента графу А. А. Матвееву – тому самому, который якобы пригласил Сент-Илера в Россию и знал о его сомнительном прошлом.Назначение Матвеева было, конечно, грубейшим нарушением заключенной с Сент-Илером «капитуляции», прямо устанавливавшей, что директор единолично распоряжается в Морской академии и подчиняется непосредственно царю и генерал-адмиралу. В принципе, для Петра было довольно обычным подобное безразличие к им же самим ранее установленным правилам и взятым на себя обязательствам: документы того времени полны жалоб иностранцев, тщетно пытающихся добиться соблюдения царем заключенных с ними контрактов. Ситуация усугублялась еще и тем, что решение это было объявлено Петром в своем фирменном неформальном стиле: не сохранилось никакого письменного указа на этот счет. 31 января 1716 года Апраксин сообщил барону, что «Царское величество указал навигацкие школы ведать сиятельному графу Андрею Артамоновичу Матвееву, того ради извольте вы и другие с вами учителя быть ему послушны и исполнять во всем его диспозиции»374
. Впоследствии Матвеев начинает упоминаться в документах как «президент» академии, но откуда именно взялся этот титул, неясно.Подобная неопределенность позволила Сент-Илеру даже обвинять Матвеева в самовольном присвоении президентского титула: «он сие имя президента оной морской академии приписал, ибо таковой чин при ни единой академии со свете не обретается»375
. И в самом деле, когда барон явился к графу и «нагло» потребовал предъявить указ, подтверждающий его назначение президентом, оказалось, что ответить Матвееву было нечего. По сути, он смог лишь сослаться на тот факт, что его титуловали таким образом в официальной корреспонденции: «то <…> имя я не похитил, ибо мне из канцелярии Его царского величества то достоинство пишут, и ис того можете разсмотреть, что я то имя действительно содержу». Графу пришлось даже объяснять, что «президент ничто иное есть, токмо первое имеющей место при своем деле, о чем может быть что вы не знаете»376. Скорее всего, никакого писаного указа на сей счет никогда и не существовало, и Петр действительно ограничился лишь устным указанием, переданным через Апраксина377. В результате, как именно должны были распределяться обязанности и полномочия между двумя руководителями, было неясно. «Вы <…> не по своему чину притязуете, чтобы я послушником был вам, на что вы никакова отнюдь права не имеете и делаете то от особой своей безразсудной одной продерзливости», – писал Матвеев Сент-Илеру; вместо этого, настаивал он, «вы обязаны послушными мне быть»378. Барон, разумеется, полагал иначе.