Пруд гиппопотамов

– Ох, при-идё-ётся? Как человек, который знает вас и восхищался вами в течение многих лет, я не преминул отметить, что некоторые из ваших предыдущих переводов имели особое отношение к тому, чем вы занимались в то же самое время. Ваши высокоразвитые инстинкты в обнаружении преступлений кажутся почти сверхъестественными. Чем вы сейчас занимаетесь, миссис Э.? И при чём тут гиппопотамы?

– Послушайте, Кевин, не считаете ли вы, что я уступлю вопиющей лести и неискренним попыткам что-то разузнать? Мне нечего вам сказать, и в Египте больше не существует гиппопотамов.

Поднаторев в притворстве, я не выказала ни малейшего намёка на беспокойство, которое вызвал его, казалось бы, случайный вопрос. То, что он сказал, было правдой. По меньшей мере в двух случаях сказания, которые я тогда переводила, до умопомрачения соответствовали происходившим событиям[159]. Неужели история повторяется? И если да, то в чём, чёрт возьми, смысл гиппопотамов?

Я проводила Кевина на верхнюю палубу. Вскоре к нам присоединились другие, за исключением Эмерсона, притаившегося внизу с намерением перехватить сэра Эдварда и мисс Мармадьюк. К тому времени, когда они появились, уже спустилась тьма. Памятуя приказ, сэр Эдвард облачился в замечательно скроенный твидовый костюм и форменный галстук[160]. Волосы Гертруды растрепались – очевидно, она забыла на реке прикрыть их шарфом, как я советовала – и она продолжала их теребить. Мисс Мармадьюк выглядела гораздо более встревоженной, чем обычно. Интересно, что сказал ей Эмерсон.

Вид женщины поверг О’Коннелла к её ногам, гибернианская[161] лесть потоком лилась с его губ. Наблюдая за тем, как он провожает Гертруду к стулу, я надеялась, что он не собирается воображать, будто она его привлекает. Ей не хватало того очарования, которое заставляет мужчин терять голову, но Кевину нравится быть постоянно влюблённым в кого-то. Наверно, потому, что он ирландец.

Помня предостережение Эмерсона, мы старались избегать упоминания о гробнице. Однако в этом не было смысла, так именно на ней сосредоточился основной интерес всех присутствующих. Сэр Эдвард упомянул об этом первым – или, возможно, виновницей стала Нефрет. У неё не было возможности испробовать на нём свои хитрости, поскольку он старался избегать её. Но вечером, когда О’Коннелл рассыпался в комплиментах мисс Мармадьюк, Эмерсон спорил с Уолтером о Берлинском словаре[162], а Рамзес занимал Эвелину, сэр Эдвард, очевидно, решил, что можно безопасно присоединиться к Нефрет на диване. Когда в общей беседе возникло временное затишье я услышала вопрос девушки:

– Вы считаете, что ваша новая камера справится с этой задачей?

Голова Кевина дёрнулась, как у собаки, схватившей кость. Сэр Эдвард вопросительно поднял бровь и посмотрел на Эмерсона. Пожатие плечами и кивок позволили ему ответить, и, вернув своё внимание Нефрет, он ответил:

– Потребуется длительная выдержка, но я уже добивался хороших результатов на новой плёнке «Кодак», выпущенной в прошлом году.

– Значит, завтра вы будете фотографировать интерьер гробницы? – простодушно поинтересовался Кевин.

Эмерсон злобно посмотрел на него.

– Да. Я сообщу вам всё, что могу, О’Коннелл, так как вы, вероятно, всё равно узнаете, но не просите разрешения взглянуть. Ни один любитель не войдёт в эту гробницу, пока она не будет очищена.

– И пока вы не впустите «Миррор» передо мной, – пробормотал Кевин. – Не могли бы вы, профессор, предположить, что там найдёте? Королеву, молчаливо лежащую в гробу, украшенную драгоценностями и магическими амулетами?

Прибытие Махмуда, объявившего, что ужин подан в салоне, дало Эмерсону минутную передышку, но Кевина не так-то легко было сбить с избранного пути. На протяжении всей трапезы он засыпал Эмерсона вопросами. По-моему, до этого момента Эмерсону не приходило в голову, что его импульсивное упоминание о «нетронутой королевской гробнице» вызовет такой интерес. Лондонские газеты, сообщавшие об открытии, ещё не достигли нас, и брови Эмерсона тревожно шевелились, когда Кевин резюмировал появившиеся в печати истории.

– Заголовки в «Таймс»? – запинаясь, повторил Эмерсон.

– Этого следовало ожидать, – заметила я. – И ты обязан лично исправить… э-э… заблуждения прессы. Лично восстановить истину, дорогой.

– Хм-м, – протянул Эмерсон, очень задумчиво глядя на меня. Необходимости в уточнении не было: Эмерсон иногда спешит, но он не глуп. Если преувеличенные утверждения окажутся необоснованными, они повредят его научной репутации, а нынче у нас имелись основания подозревать, что могилу вскрывали. И какая буря разразится, если мумию найдут без драгоценностей!

Таким образом, Кевин получил больше сведений, чем ожидал, хотя и меньше, чем надеялся. Эмерсон твёрдо отказывался строить догадки и отказывался вдаваться в подробности. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы подбросить Кевину, как говорится, «новостишку», и он не возражал, когда Эмерсон объявил, что нашим гостям пора уходить. (Я часто указывала на грубость подобных замечаний, но без малейшего эффекта.)