Пруд гиппопотамов

– Странно, не правда ли, что мы больше не видели синьора Риччетти? Без сомнения, он скрывается в подполье, отдавая указания...

У меня перехватило дыхание, потому что Эмерсон крепко сжал меня в объятиях.

– Ты безнадёжна, Пибоди! Можешь воображать всё, что тебе взбредёт в голову, обыщи каждую комнату в Луксоре – только пообещай своему многострадальному супругу, что воздержишься от неоправданного риска. Никаких преследований подозреваемых по тёмным улочкам, никаких вторжений в секретную штаб-квартиру Риччетти…

– О, у него есть секретный штаб? В Луксоре?

Пытаясь нахмуриться и не засмеяться, Эмерсон заткнул мне рот любящим поцелуем.

– Обещай, Пибоди.

– Эмерсон, на нас смотрят. Дети…

– Обещай!

– Обещаю, Эмерсон.

Эмерсон снова поцеловал меня, спокойно и решительно.

– Ничего скверного в том, чтобы подавать хороший пример, – отметил он, взглянув на собравшихся неподалёку, в число которых входили не только наша семья, но и Селим с Юссуфом. Затем он поднял меня на лошадь и уселся на свою.

Но если бы он потрудился взглянуть на Нефрет, то мог бы задуматься о том, стоит ли подавать примеры. Не столько из-за изгиба её губ, сколько из-за мечтательного выражения в глазах.

Нам потребовалось ещё три дня, чтобы закончить расчистку входного коридора. Необычайная терпеливость Эмерсона была вознаграждена: на полу рядом со стенами, нашлось примерно пятьдесят фрагментов окрашенного рельефа лежавшие там, где упали более трёх тысячелетий назад. Необходимо было зафиксировать их местоположение на полу, так как это могло дать представление об их первоначальном расположении на стене. Один за другим фрагменты размером с ноготь поднимали и помещали в подносы с надписями. Даже я, давно привыкшая к деликатности прикосновений Эмерсона, изумлялась и восхищалась ловкостью, с которой эти большие коричневые руки обращаются с хрупкими осколками.

Какие это были блаженные дни! Присев на корточки в пыли, склонив спины над работой, радуясь случайным встречам с капризными летучими мышами, протирая глаза, покрасневшие от пыли... я наслаждалась каждым мигом, и Эмерсон был счастлив, как человек, полностью занятый трудом, в котором добился выдающихся достижений. Мы все не сидели без дела: каждый фрагмент полагалось сфотографировать (сэр Эдвард), скопировать (Эвелина и Нефрет) и описать (мисс Мармадьюк). Уолтер с помощью Рамзеса (по настоянию последнего), приступил к сборке фрагментов. Это была неблагодарная задача – по замечанию Уолтера, попытки собрать мозаику, когда большинство частей отсутствует.

Упивающаяся профессиональной деятельностью, общением с теми, кто нам дорог, и полным отсутствием нападений, покушений или насилия, я почти забыла о своих предчувствиях, а когда они вновь овладели мной, то начала задаваться вопросом, не мог ли Эмерсон всё-таки оказаться прав. (Раньше такого никогда не было, но всегда что-то случается впервые.)

Первое «отвлечение», по едкому замечанию Эмерсона, произошло, когда мы вернулись на дахабию вечером третьего дня. Махмуд, наш стюард, ждал нас.

– Посылки из Каира пришли, Ситт.

– Отлично, – сказала я. – Очевидно, сапоги и одежда, которую ты заказал, Уолтер. Как раз вовремя, твоя обувь и дня не продержится.

– Джентльмен в салоне, Ситт, – продолжал Махмуд.

– Какой джентльмен?

– Джентльмен, который принёс посылки. – Улыбка Махмуда исчезла. – Он сказал, что он друг, Ситт. Надеюсь, я не поступил неправильно.

– Питри или Квибелл, наверно, – проворчал Эмерсон. – Или Сейс, или Вандергельт, или какой-нибудь другой любознательный египтолог. Проклятье, я знал, что они рано или поздно появятся, докучая расспросами и пытаясь влезть в МОИ раскопки.

Он направился в салон, и, конечно, мы поспешили вслед, любопытствуя, кем может быть наш гость. У меня имелись свои мысли на этот счёт, и я поторопилась догнать Эмерсона. Я не совсем преуспела, но оказалась поблизости, когда он вошёл в комнату. Слишком близко. Его рёв почти оглушил меня.

– О’Коннелл! Проклятье!!! Что, чёрт вас возьми, вы здесь забыли?

Увидев меня, Кевин, отступивший вначале за стол, понял, что может безопасно двинуться вперёд. Его национальность чётко обозначалась на лице: глаза голубые, как озёра Ирландии, лицо веснушчатое, как у ржанки, волосы светлые, как край заходящего солнца.

– Неужели, профессор, вы думали, что «Дейли Йелл» пропустит такую ​​историю? И кого они должны послать, кроме своего ведущего репортёра, а? Добрый день, миссис Эмерсон, дорогая моя. Я вижу, вы цветёте, как и всегда.