Prudentia

– Ты подкупил его, – пробормотал Магнебод с каким-то едва ли не суеверным ужасом. – Сговорился с еретиком, чтоб натравить его на Лаубера! Это…

Гримберт пожал плечами.

– Преступление? По меркам Святого Престола – быть может. Но не по меркам здравомыслия. Если Лаубер желает покрыть себя воинской славой, я обеспечу ему такую возможность. Он угодит в ловушку и истечет там кровью, в то время как мы торжественно войдем в Арборию и займем ее со своего направления.

– И ты ничего не сказал об этом на военном совете!

– Не сказал, – согласился Гримберт. – Это заставило бы меня выглядеть глупо, не так ли? Кроме того, ужасно не хочется портить графу Женевскому миг его триумфа.

– Что ты наделал, Гримберт? Что ты наделал?

– Перехитрил своего врага, только и всего. Он ожидал легкой прогулки, а получит кровавую бойню.

– Но вместе с ним будут и другие рыцари! Много других!

Гримберт пожал плечами.

– Если он столь умен, как принято считать, сообразит вовремя подать сигнал к отступлению. Если нет… Что ж, ему придется держать ответ перед сенешалем и его величеством за все потери. Человек, который собирался покрыть себя славой за счет других, должен быть готов и к тому, что вместо благовонных масел ему на головы выльют помои.

– Иногда я думаю…

– Да, мой друг?

– Иногда я думаю, где и когда ты научился этому, – пробормотал Магнебод. – Потому что, готов поклясться своими четырьмя опухолями и тем, что осталось от бессмертной души, этому я никогда тебя не учил.

Гримберт бросил с высоты взгляд на Туринское знамя и остался доволен. Построение шло споро, почти не порождая давки, столкновений и всего того, что обыкновенно возникает в такие моменты. Значит, время, потраченное на бесконечную муштру, не было потрачено напрасно. Он ощутил легкий приятный гул во всем теле. Точно в воздушном эфире в ультразвуковом диапазоне прозвучала первая нота еще не сыгранного гимна в честь его победы.

– Это не было частью твоего урока, мой друг, – мягко произнес он. – Этому я научился сам, много, много лет тому назад в Сальбертранском лесу.

Магнебод непонимающе уставился на него.

– Сальбертранский лес? Не помню такого в Туринской марке… Погоди! Ты имеешь в виду тот самый старый лес, который ты когда-то…

– Распорядился сжечь подчистую. – Гримберт кивнул. – Оставил на его месте лишь копоть. Да, в свое время он преподал мне пару уроков.

– Я вспомнил. Тот самый лес. В котором вы с Вальдо…

Лязг оживающих рыцарей мешал Гримберту расслышать, что говорит старый рыцарь. Они строились в боевой порядок впереди пехоты – это значило, что и ему время занимать свое место. Гунтерих терпеливо ожидал его возле походного шатра. С восьмиметровой высоты он выглядел еще более крошечным.

Гримберт забрался в бронекапсулу и, повозившись, устроился в ложементе. Сложнее всего было закрепить паутину амортизационных ремней к креплениям гамбезона, но сегодня он предпочел выполнить эту работу сам, не доверив ее чужим рукам.

– Глухарь на току, – внезапно произнес Магнебод со скрежетом. – Сегодняшнее сообщение от твоего тайного приятеля. Кажется, теперь я понял. Опять паутина. Еще одна твоя чертова паутина…

Гримберт больше не собирался терять время на никчемные разговоры. Он включил вспомогательные силовые установки «Тура», отчего по его механическим внутренностям прошла легкая дрожь. Прежде чем разбудить реактор, предстояло выполнить несколько простых процедур, каждую из которых он знал в совершенстве.

Навигация. Радиоэфир. Показания радаров. Коды инициализации.

Гул работающего на холостых оборотах реактора в глубине грудной клетки «Тура» не изменился, но Гримберту показалось, что в нем появились мурлыкающие нотки – стальной воин приветствовал его, своего единственного владыку и сюзерена. Он тщательно закрепил многочисленные путы амортизационных нитей и убедился, что все настроено и отлажено наилучшим образом. Гунтерих не зря ел свой хлеб.

Он вытянул из специального разъема гроздь холодных нейроштифтов, похожих на связку металлических змеиных хвостов, и стал методично вставлять их в отверстия, слыша удовлетворенное бормотание аппаратуры. Каждый контакт отзывался мягким щелчком где-то в затылке.

Опытный рыцарь никогда не вставляет штифты все сразу, одновременно. Во-первых, можно повредить нервную систему. Единение человека и машины – сложный процесс, не терпящий небрежности и спешки. Нужны терпение и осторожность, чтобы живое и неживое стали единым целым. Во-вторых, – Гримберт неохотно признавался в этом самому себе – он старался растянуть удовольствие перехода.

На смену расплывчатым формам и блеклым цветам привычного ему человеческого мира приходил другой, состоящий из миллионов новых оттенков, для которых не было названия даже на высокой латыни. Мир покрывался тончайшей изморозью траекторий и схем, обозначая невидимые воздушные течения, расчетные траектории движения и электромагнитные поля, серебрился ажурными узорами баллистических вычислений.