Эти девять лет в Европе почти повсеместно были годами войн. Только вот как раз та страна, которая при обоих предшественниках Фридриха Вильгельма (быть может, читатель помнит об этом) действовала по принципу: "На континенте не может произойти ничего, что не имело бы к ней отношения, и никакой политический процесс определенного значения не должен проходить без ее участия", теперь пребывала в сознательно выбранной изоляции и оставалась островком мира. При этом она еще даже совершала неплохие сделки: при большом землеустройстве в западной Германии под эгидой Франции, при так называемом "Решении имперского сейма о ликвидации церковных и мелких самостоятельных владений" [46]
1803 года, Пруссии отошел еще раз большой кусок территории, практически вся Вестфалия. Совершенно без войны. Чего же более желать? А годом позже, когда Наполеон провозгласил себя императором французов и когда немецкий император Франц, в предчувствии грядущих событий принял титул "Император Австрии", то Наполеон даже настоятельно просил прусского короля тоже принять подобный титул — Императора Пруссии. Фридрих Вильгельм III скромно отклонил это предложение. "Не следует позволять ослеплять себя мнимой славой", — предписал он самому себе в уже цитировавшихся "Мыслях об искусстве правления". Он не желал ставить Пруссию наравне с четырьмя империями и вмешиваться в их дела, где только возможно. Он хотел оставаться скромным королем Пруссии, и прежде всего он хотел, чтобы его оставили в покое. Если же войне не миновать — он "жаждал, чтобы не быть в том повинным".Министр одного из средненемецких карликовых государств, которые тогда находились под защитой прусского нейтралитета, Гёте, высказался по этому поводу с умудренным опытом скепсисом, как будто бы покачивая головой: "Хотя мир пылал во всех углах и концах, и Европа приняла иной облик, на суше и на воде превращались города и флоты в прах, но средняя, северная Германия наслаждалась еще лихорадочным миром, в котором мы посвящали себя проблематичной безопасности. На западе была основана великая империя, она протягивала корни и ветви во все стороны. Тем временем казалось, что Пруссии была предоставлена привилегия — укрепляться на севере". В этом чувствуется скептицизм. Гёте не доверял прусскому миру. Он был более реалистичным политиком, чем Фридрих Вильгельм III.
Фридрих Вильгельм не осознал, что нейтралитет меняет свой характер, когда меняются взаимоотношения окружающих держав. Когда Пруссия в 1795 году заключила с Францией сепаратный мир в Базеле, то тогда французская республика была еще сильно теснимым со всех сторон государством, с радостью готовым купить прусский нейтралитет и заплатить за это дорогую цену. Десятью годами позже французская империя превратилась в сильнейшую державу Европы, намеревавшуюся установить владычество над всем континентом. Нейтралитет Пруссии превратился в этих обстоятельствах в пассивную солидарность с Францией.
В 1805 году Австрия и Россия объединились с Англией, чтобы сломить превосходство в силе Наполеона. Теперь это называется "отвечать той же мастью". Россия и Австрия настаивали, чтобы Пруссия присоединилась к союзу. Но Фридрих Вильгельм продолжал цепляться за свой нейтралитет. Самое большее, на что он дал себя уговорить русскому царю в Потсдаме в 1805 году при праздничной и несколько театрализованной сцене братания перед гробницей Фридриха Великого, было вооруженное посредничество. Но Наполеон действовал гораздо быстрее. Еще до того, как он принял прусского посланника, он разбил австрийцев и русских под Аустерлицем и принудил Австрию к сепаратному миру. Россия в гневе отвела свои войска за свои границы. Для посредничества Пруссии дел больше не было.
Вместо этого Наполеон предложил теперь Пруссии союз — и более того: он принуждал к нему, он властно его требовал. И в феврале 1806 года — это охотно замалчиваемый факт — этот союз, совершенно против наклонностей короля, превратился в реальность, хотя правда направлен он был лишь против Англии, но не против России. Нейтралитет Пруссии уже в войне 1805 года сводился к преимуществу более сильной стороны, то есть французов. После победы французов в этой войне Пруссия должна была радоваться, что Наполеон оказал ей честь предложением союза с вознаграждением — расширением её территории. Пруссия должна была забрать английский Ганновер: это случилось в июне. Англия ответила конфискацией всех прусских торговых судов. Пруссия оказалось, едва ли осознавая, как это произошло, на стороне Франции в войне с Англией. И затем, лишь тремя месяцами позже, война против Англии неожиданно превратилась в войну против Франции.