Прусская ваза

Свидтель. Вотъ она. Саломонъ оставилъ ее на моемъ столъ. Я побоялся ее бросить, нашедши на ней арифметическую выкладку, и думая, что она можетъ понадобиться Саломону. Но Саломонъ не возвращался. Я позабылъ уже и объ немъ и о бумажк его, когда вы, милостивый государь, дней восемь тому назадъ, пожаловали ко мн въ лавку, спрашивали, какую краску бралъ y меня Жидъ Саломонъ, и увидя лоскутокъ бумажки, имъ забытый, приказали сберечь ее, запретивъ мн говорить о вашемъ посщеніи до самаго того дня, въ которой назначено было судить Графа Ланицкаго. Ваше приказаніе изполнено, и вотъ бумажка.

Альбертъ представилъ ее присяжнымъ. Нашли, что синяя краска, которую покупалъ и пробовалъ на этомъ отрывк Жидъ Саломонъ, имла одинакій цвтъ съ тою, которою покрыта была ваза. Альбертъ приказалъ Саломону показать платокъ: увидли, что краска, прилипнувшая къ платку, была такая же точно; какою была натерта бумажка и выкрашена ваза. Уврясь наконецъ, что судьи вс единодушно признаютъ сходство красокъ, Альбертъ просилъ, чтобъ развернули бумажку и прочли написанныя на ней слова. Увидли слово тиранъ, около десяти разъ повторенное, и не однимъ почеркомъ — казалось, что кто-то старался подписаться подъ чужую руку. Одно или два изъ этихъ словъ были совершенно сходны съ словомъ тиранъ, изображеннымъ на подножіи вазы, Альбертъ, представивъ вс сіи доказательства присяжнымъ, сказалъ наконецъ, что онъ не будетъ утомлять вниманія ихъ новыми убжденіями; что дло объясняется само собою, что невинность друга его не можетъ, подвержена быть сомннію, и что наконецъ предоставляется безпристрасітю судей ршить, кто преступникъ: пылкій ли Графъ Ланицкій, или благоразумный и осторожный Жидъ Саломонъ? Альбертъ возвратился на свое мсто. Судья въ нсколькихъ словахъ представилъ присяжнымъ сущность всего дла, и столь ясно, что вс они въ одинъ голосъ воскликнули: невиненъ! Громкія рукоплесканія зашумли въ зал; но Фридрихъ всталъ съ своего мста, и все утихло.

«Я подтверждаю приговоръ присяжныхъ! сказалъ онъ. Графъ Ланицкій дайте мн вашу руку; я поступилъ слишкомъ поспшно, отнявши y васъ шпагу: вотъ вамъ моя; владйте ею, a вашу беру себ,» Фридрихъ снялъ съ себя шпагу и подалъ ее молодому Графу. «Благодарю васъ, сказалъ онъ Альберту, простирая къ нему руку. Вы не имете нужды въ шпаг, чтобъ быть защитникомъ своихъ друзей; но я желаю, чтобы вы вступили въ мою службу и были мн полезны вашимъ перомъ. Врьте, Баронъ Альтенбергъ, что Фридрихъ уметъ цнить людей благородныхъ и награждать полезные таланты. A ты, проклятый Еврей! воскликнулъ онъ бросивъ на Саломона грозный взглядъ, ты стоишь того, чтобы сію же минуту отправить тебя къ твоему отцу Аврааму — но я хочу, чтобы и ты приносилъ какую нибудь пользу, не имя однако способа вредить честнымъ людямъ. Съ сего часа опредлено теб, во всю твою жизнь мести Потсдамскія улицы, не забывая и той, на которой построенъ домъ Графа Ланицкаго!» — Снова шумныя восклицанія послышались въ зал. Фридрихъ подвелъ къ Графин Ланицкой ея сына. Онъ подалъ ей руку, и провожая ее съ лстницы, сказалъ, что будетъ y нее обдать и пить за здоровье Августа Ланицкаго. Посл обда училъ онъ гвардію: вс замтили, что онъ имлъ на себ шпагу молодаго Графа.