И такъ Герой Фридрихъ — сказалъ Англичанинъ на ухо Ланицкому, осмотрвъ нкоторыя работы фабрикантовъ — даетъ себ иногда волю быть самовластнымъ и притснителемъ. Безъ сомннія, Прусской фарфоръ не уступитъ со временемъ Саксонскому; но скажи мн, что замнитъ потерянное щастіе для этихъ бдныхъ невольниковъ, которые, въ угожденіе прихотливому человку, навки разлучены съ любезнымъ отечествомъ? Взгляни на блдныя, задумчивыя лица ихъ; взгляни на эту молодую двушку — продолжалъ онъ, указывая на Софію — ей врно не боле семнадцати лтъ, но она почти увяла, и горесть, написанная на лиц ея, конечно умертвитъ ее прежде времени. Посмотри, съ какимъ отвращеніемъ она работаетъ: таковъ жребій невольниковъ! Желалъ бы перенести тебя на время въ Англію и указать на нашихъ ремесленниковъ: какая разница! но они свободны!» — Но разв нельзя свободному человку быть больнымъ? Обвиняете ли Короля своего всякой разъ, когда одинъ изъ подданныхъ его занеможетъ лихорадкою или горячкою? Я увренъ, что эта двушка больна, и сію же минуту узнаю истину. — Ланицкій подошелъ къ надзирателю и началъ разспрашивать его по-нмецки о Софіи: отвтъ надзирателя былъ таковъ, что Ланицкій, возвратившись къ товарищу своему, не захотлъ продолжать разговора. Пошли осматривать горны. Ланицкій, отставши непримтно отъ другихъ, приближился къ Софіи. Что причиною твоей печали, милая? спросилъ онъ. Надзиратель увряетъ меня, что ты, съ самаго прізда своего въ Берлинъ, не сдлала ничего порядочнаго, а всмъ извстно твое искуство! По крайней мр эта прекрасная ваза, которую привезли изъ Мейссена, твоей работы. — Это правда, милостивый государь? отвчала Софія: по нещастію Король увидлъ ее! Ахъ! естьли бы этаго не случилось.. Она вздохнула, и замолчала: горестное воспоминаніе о миломъ отечеств снова стснило ея душу. — Ты грустишь по своей родин! сказалъ Ланицкій: разв нельзя найти щастія въ Берлинъ? — «Ахъ, могу ли забыть о моемъ отц, о моей матери! во мн одной находили они утшеніе при старости! Могу ли забыть о томъ, что длало мое щастіе, что было для меня драгоцнно, что я потеряла и можетъ быть потеряла на вки?» — Ахъ, милостивый государь! шепнулъ одинъ ремесленникъ, сидвшій съ Софіею рядомъ; она оставила въ Саксоніи жениха; ихъ разлучили почти наканун свадьбы. — «Для чего-же ея женихъ не послдовалъ за нею въ Берлинъ?*' спросилъ Ланицкій. — Онъ здсь., милостивый государь, но онъ скрывается: Бога ради, не сказывайте объ этомъ никому! вы будете причиною великаго нещастія. — „Но для чего же онъ скрывается?'' — Королю не угодно, чтобъ Софія съ нимъ видлась и за него вышла замужъ. Вамъ извстно, милостивый государь, что многія изъ нашихъ Саксонокъ насильно были выданы за Прусаковъ. Софія Мансфильдъ досталась на часть одному солдату, который общаетъ пожаловаться Королю, естьли, по истеченіи мсяца, не будетъ она его женою. А надзиратель каждой день бранится на нее за то, что она лнива и слишкомъ задумчива: онъ также хочетъ довести это до свденія Королевскаго: бдная двушка сама ищетъ своей погибели; мы нсколько разъ совтовали ей перемниться, но вс наши увщанія напрасны: она ничего не слышитъ, сидитъ по цлымъ днямъ поджавши руки, потупивъ голову, смотря на кисть… жалко ее видть! Но длать нечего; воля Королевская должна быть исполнена!