Прыжок пумы

– Он может воспринять это как вызов. – Куп оглянулся на нее. – Ты думаешь, что легче убить животное, попавшее в ловушку, что вообще легче убить животное, чем человека. Это ошибка – так думать. Это зависит от того, кто стреляет. Не подходи и не высовывайся, пока я тебе не скажу.

Он шагнул на открытое пространство.

На мгновение он весь обратился в слух, мышцы вошли в тонус и напряглись. Однажды в него уже стреляли, и он не хотел, чтобы этот опыт повторился.

Над головой кружил и кричал ястреб. Куп наблюдал за деревьями. Какое-то движение заставило его поднять оружие. Чернохвостый олень пробирался по снегу и вел за собой стадо, которое держалось поодаль.

Куп повернулся и подошел к клетке.

Он не ждал, что Лил будет благоразумно держаться на расстоянии; разумеется, она следовала за ним. Она обошла его и опустилась на колени на мерзлую землю.

– Включишь камеру? Конечно, если он ее не разбил. Нам нужно это задокументировать.

Кошка внутри клетки лежала на боку. Кровь, уже начинавшая запекаться, испачкала землю. Лил подавила в себе желание открыть клетку, погладить, оплакать, порыдать. Вместо этого она связалась со своей базой.

– Тэнси, мы возвращаем камеру обратно. В самку стреляли. Ранение в голову. Ее больше нет.

– Ох, Лил…

– Звони и сделай копию видео. Организуй приезд полиции. И нам нужен транспорт, чтобы вывезти труп.

– Я позабочусь об этом прямо сейчас. Мне так жаль, Лил.

– Да. Мне тоже.

Она отключилась, посмотрела на Купа.

– Камера?

– Просто выключена, как и раньше.

– Есть короткий, ограниченный сезон охоты на пуму. Сейчас не сезон. И это частная земля. Он не имел права.

Лил по-прежнему владела собой и своим голосом, но сильно побледнела, так что глаза на ее лице были как две черные блестящие бездны.

– Даже если бы она не сидела, совершенно беззащитная, в клетке, он не имел права. Я могу понять, когда охотятся. Ради еды, ради спорта, ради экологического равновесия, когда мы захватываем все больше и больше мест обитания. Но это была не охота. Это было убийство. Он застрелил животное в клетке. А я посадила ее в эту клетку. Собственноручно.

– Ты ведь не выжила из ума, чтобы себя винить.

– Нет. – Ее глаза горели чистой яростью. – Виноват ублюдок, который подошел к клетке и всадил пулю ей в голову. Но я – фактор. Я – причина, по которой он смог это сделать.

Она поднялась на ноги и вздохнула.

– Похоже, он поднялся по тропе, подошел к камере и отключил ее. Затем обошел клетку, оказался в поле зрения пумы; это взбудоражило ее. Она предупреждающе крикнула. Он поддерживал ее в возбужденном состоянии. Может, так было интереснее, кто знает. Потом он выстрелил в нее. Полагаю, с довольно близкого расстояния. Но я не знаю наверняка. Не могу сказать. Мы проведем вскрытие, извлечем пулю. Полиция заберет ее и скажет нам, из какого оружия он стрелял.

– Судя по звуку, пистолет. Судя по ране, малокалиберный.

– Я полагала, ты скажешь больше.

Лил делала то, что считала необходимым, и Куп ничего не сказал о целостности места преступления, когда она открыла клетку. Она положила руку на простреленную голову молодой самки, которая, по ее расчетам, прожила лишь один полный год. Которая жила и охотилась свободно. Держалась своих укрытий и предпочитала уединение.

Она погладила шкуру пумы. И когда ее плечи начали дрожать, она поднялась, чтобы выйти из поля зрения камеры. Поскольку ему больше нечего было предложить, Куп подошел к ней, развернул к себе и держал в объятиях, пока она плакала. Плакала и никак не могла остановиться.

К тому моменту, когда прибыли представители властей, ее слезы успели высохнуть, она вела себя профессионально и была скупа на эмоции. Куп немного знал шерифа округа, а с Лил шериф был знаком большую часть ее жизни, надо полагать.

Навскидку ему было около тридцати. Крепкого телосложения, с жесткими чертами лица, он крепко стоял на земле в своих грубых зимних ботинках. Его звали Уильям Йохансен, но, как и большинство людей, знавших его сто лет, Лил называла его Вилли.

Пока Вилли разговаривал с Лил, Куп наблюдал, как помощник шерифа фотографирует место преступления, клетку, следы вокруг. Вилли ободряюще потрепал Лил по плечу, а затем пошел в его сторону.

– Мистер Салливан. – Вилли сделал паузу, встал рядом с Купом и посмотрел на мертвую кошку. – Мерзкий, трусливый поступок. Вы охотитесь?

– Нет. Никогда не находил охоту привлекательной.

– Я каждый сезон загоняю оленя. Мне нравится быть на природе, противопоставлять их инстинктам свою силу. Моя жена готовит хорошее рагу из оленины. Никогда не охотился на пуму. Мой отец жил своим промыслом и меня научил тому же. Не представляю, какой пума может быть на вкус… Ну, вот и холодает. Подул ветер. Лил говорит, что у вас там внизу стоят лошади.

– Да. Я бы хотел до них добраться.

– Я провожу вас. Лил сказала, что позвонила своему отцу и он едет встретить вас туда, где разбили лагерь прошлой ночью. Поможет вам погрузить вещи.

– Ей нужно перевезти пуму.