Прыжок с кульбитом и валидолом

— У нас средний уровень исполнителей, кроме солистки, — я подмигнул Тамаре. — Мой бледный вокал никуда не годится, по хорошему счету. Инструменты вообще ужас. Так что жизнь идет вперед, а мы стоим на месте. Великий Эйнштейн однажды заметил: «бессмысленно продолжать делать то же самое, и ждать других результатов». Возникает вопрос: что делать?

— И что делать? — пребывающий в прострации Толик-баянист повторил насущный вопрос.

Не спрашивает, слава богу, кто виноват…

— Искать свою нишу, — не стал томить слушателей я. — Например, изменить стиль на блюз.

— Да? — ошалел Толик-баянист. — Блюз?

— Вот посмотрите, — я взял гитару. — «Эй моряк, ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть»…

— Блюз? — Толик не мог прийти в себя.

— Да, простой квадрат. Буги-вуги умеют все. И к Томке нет вопросов по громкому вокалу в веселом темпе. А если попробовать прошептать? Медленно, с эротичным придыханием? Эй, моряк… Ты слишком долго плавал… Она его устала ждать, понимаете? Но ждет! Он придет. Тома, давай.

Томка попробовала, и сразу получилось. Простая мелодия, известные аккорды, но медленно… С аспирацией… Так никто не делал. А мы сделаем!

В таком же стиле отработали песню о Тбилиси «Расцветай под солнцем Грузия моя», а следом «Подари мне платок, голубой лоскуток».

— Как считаешь, Сеня? — обратился я в пустоту зрительного зала.

Там, в последнем ряду, заседал бывший десантник Семен Трофимов, командир комсомольского патруля. В мое время его назвали бы фанатом. Не всего нашего оркестра, одной лишь Тамары. Но поскольку Сеня не имел возможности вести блог в интернете и дежурить у подъезда певицы, Трофимов молча фанател на репетициях, в темноте зрительного зала. У Сени была еще одна тайная страсть — барабаны. Этот секрет полишинеля выдал как-то Толик-баянист. Он благосклонно позволял Сене барабанить в наше отсутствие, столько, сколько душе угодно. Взамен комсомольский патруль обеспечивал полный порядок на танцах.

— Отлично, — пробасил Сеня. — Сегодня открылась новая грань таланта Тамары.

Ни фига себе, заявочка! Музыкальная критика круче, чем у Артемия Троицкого.

Жаль, что Сеня погибнет в смутные девяностые. Его комсомольский патруль постепенно превратится в мощную группировку, где «пехоту» наберут из спортсменов, а «быками» станут воины-афганцы с боевым опытом.

Кстати, Гоша тоже исчезнет с бандитского небосклона примерно в это же время. На крыше собственной виллы в Испании его достанет неизвестный снайпер. Это событие сделает Гошу звездой телеэкрана, правда посмертно. Гошу не жаль, а вот Сеню надо из этого дерьма вытаскивать.

Вслух, однако, я высказался нейтрально:

— Спасибо за реплику.

И в завершение выступления убил всех гитарным рифом группы Дип Пёпл «Дым на водой». Народ замер в шоке.

— На танцах будет полный песец, — заявил я с полным основанием.

Этот несложный, но гениальный хит до сих пор пользуется успехом. А женский вокал на русском языке народ примет как надо. Вещь новая, Дип Пёпл ее только разучивает.

После репетиции Тома внезапно нарушила правила конспирации, ею же давно установленные:

— Антон, если не спешишь, проводи меня домой, — она коснулась рукой щеки, чего раньше на людях себе никогда не позволяла. — Боже мой, ты побрился…

О вечернем освещении на поселке в это время думать еще не начинали, а луна заменить фонари даже не пыталась. Звездное небо тоже являлось слабым утешением. Тамара взяла Антона под руку, смело поцеловала в щеку:

— Ты сильно изменился.

— Это точно, — согласился я за Антона. — Школа на днях закончилась.

— Я не об этом…

Продолжить мысль девушке не удалось — навстречу из-за поворота шагнула темная фигура:

— Закурить найдется?

— Не курю, — автоматически я задвинул девушку за спину. Богатый жизненный опыт прямо-таки кричал о надвигающихся неприятностях.

На поселке, помнится, в далеком 71 году Антона никогда хулиганы не трогали, все пацаны знали о его музыкальных талантах. Однако береженого бог бережет.

— А если найду? — фигура надвинулась.

Это был вызов. После такого вопроса прилетает в лоб независимо от того, найдут или нет. Фигура демонстративно прикурила собственную сигарету, и яркое пламя спички осветило лица, желающего покурить тоже.

Преграду на пути я узнал — это был Гвоздь, известная личность, сантехник гипсового завода. Бузотер и конченый урод, Гвоздь отсидел какой-то срок по хулиганке, и теперь комсомольский патруль постоянно мучился с ним на танцах.

— Музыкант? — придурашно удивился он. — Не узнал, пардон. Сбацай чего-нибудь.

Прозвище «Музыкант» образовалось недавно, однако прилипло крепко.

— В другой раз, — отрезал я без вызова в голосе. — Мама дома ждет.

— Не уважаешь, значит? — ухмыльнулся Гвоздь.

А вот это была серьезная предъява. Уважаешь — играй. Не уважаешь — в лоб.

— Дед, — возмущенно, впадая в бешенство, зашипел Антон. — А давай-ка я его, голубя, с правой руки…

— Стоп, — спокойно шикнул я. — Нам с тобой пофиг, перетопчемся, а девчонке здесь жить.

Не дождавшись ответа, Гвоздь блеснул фиксой, чтобы изречь что-то новое, но его перебила Тома.

— А ты не охренел, котик? — ласково поинтересовалась она.