«Та ж мода и в Москве, я там зимой была,
У мужниной родни, – с ума было сошла!
Трех дочек, уж невест, нашла я у золовки.
Большие модницы и страшные мотовки;
Да это б не беда, кто молод не бывал?
Ну пусть бы ездили хоть всякий день на бал
И, сколько их душе угодно, веселились,
Ан нет, совсем не то, они перекрестились
В такие имена, что в святцах нет у нас.
Перетой, помнится, Параша назвалась,
Фаншетой Фенюшка; а старшую, Бог с нею,
Так назвали, что я и вымолвить не смею».
Изношенных капотов просит, – в это время словом капот называли: женскую шляпку, «верхнее» платье (для выхода на улицу) и домашнее обыденное платье. В поэме имеется в виду последнее – удобное, широкое, напоминающее халат платье, вошедшее в обиход во второй половине XVIII века и неизменно остававшееся главным элементом домашнего гардероба российских помещиц. Зимой носили капоты «на вате», летом – более легкие, чаще всего сшитые дома. Характерен в этом отношении вид, в котором предстала перед своими гостями княгиня Дашкова, в прошлом ближайшая подруга Екатерины II и президент Российской академии: «Одежду ее составляет что-то вроде темного халата, на голове она носит мужской колпак» (