Псевдоним «Эльза»

– Екатерина Алексеевна, ваша настойчивость ставит меня в двусмысленное положение! – Сорвав очки, Александра Коллонтай привстала за столом. – Я получила совершенно четкие указания из Москвы, – она протянула Кате телеграфическую ленту с отпечатанным на ней текстом. – Всячески препятствовать вашему намерению вернуться в Хельсинки, ни в коем случае не выдавать никаких документов. Мне запрещено, вы понимаете?! – она снова села в кресло, чиркнув спичкой, закурила папиросу. – И если хотите знать моё мнение, я считаю, Лаврентий Павлович совершенно прав, когда настаивает на вашем срочном возвращении в Союз. Как вы себе представляете? – Коллонтай снова водрузила очки на нос и внимательно посмотрела на Катю. – Это авантюра. Объясните мне, как вы собираетесь вернуться в Хельсинки? После происшествия с вашей госпожой Ливен Паананен срочно покинул Пори, он сменил документы, переехал в другое место и полностью перешел на нелегальное положение. Такая же ситуация и с другими сотрудниками. Все в срочном порядке прекратили деятельность, ждут, пока всё успокоится. Сеансы связи отменены. Как вы появитесь в Хельсинки? Вам не на кого будет опереться. Посольство эвакуировано, все наши гражданские службы эвакуированы. Вы подвергаете себя огромной опасности, и ради чего? – Коллонтай усмехнулась, всплеснув руками. – Ради какой-то глупой старушки, которая не смогла запомнить элементарных вещей и всё перепутала. Как солдаты партии, мы не имеем права поступать подобным образом. Наша жизнь принадлежит не нам. Она принадлежит партии, и партия решит, как ею распорядиться. Наше дело – подчиняться. Сейчас партия приказала, чтобы вы возвращались в Москву.

– Я не член партии, никогда им не была, вступать не собираюсь, да меня туда не примут из-за моего непролетарского происхождения. – Хрустальный стакан с водой, которой она запивала лекарство, дрожал в руке Кати, она поставила его на стол. – Тем более, что госпожа Ливен, как вы выразились, Александра Михайловна, и вовсе не имеет к нашим делам никакого отношения. Я хочу поставить вас в известность, что я намерена нарушить приказ Лаврентия Павловича, – сообщила она негромко, но веско. – Я собираюсь вернуться в Хельсинки. И если вы не дадите мне документы, я отправлюсь туда под собственным именем. Я понимаю, – она продолжила, заметив, как брови Коллонтай приподнялись от удивления. – Меня немедленно арестуют на границе, и с агентом Эльзой будет покончено навсегда. Не думаю, что у товарища Сталина во мне отпала всяческая необходимость, иначе, как вы понимаете, я бы находилась не здесь, в вашем кабинете, в Стокгольме, а совсем в других местах, не совсем приятных. Я была личным агентом Дзержинского, а теперь – личный агент товарища Сталина, если вы забыли. Не Лаврентию Павловичу решать, куда и зачем мне ехать. Он даже заикнуться не смеет, что я больна. Мне самой пришлось доводить это до сведения вождя, чтобы он распорядился обеспечить меня лучшими лекарствами. Как вы считаете, товарищ Сталин вернул меня из ссылки, приказал закупить необходимые медикаменты – для чего? Чтобы вы из-за своего упрямства вынудили его агента совершить неоправданно рискованный шаг? Как он отнесется к этому? – Катя сделала паузу, чтобы придать своим словам значимость.

– Вы меня шантажируете? – возмутилась Коллонтай.

– Представьте, да, – ответила Катя смело. – Когда я окажусь в руках финской полиции, мне будет уже всё равно, а вот вам придется объяснить товарищу Сталину, почему вы отказались предоставить мне документы. На Лаврентия не рассчитывайте, – она усмехнулась. – Он и звука не издаст, что он давал какие-то приказания, они же нигде не зафиксированы, кто подтвердит? Вам самой придется объясняться, Александра Михайловна. И я не уверена, что товарищ Сталин будет доволен таким положением вещей. Я думаю, вам предстоит не самая приятная беседа, если не хуже. Так что будьте добры, товарищ чрезвычайный и полномочный посол, выдайте мне все необходимые бумаги, а что и как делать дальше я буду решать сама. Принимать решение – моя прерогатива, не Лаврентия Павловича, я могла бы вовсе не обращаться к нему, но мне надо было убедиться, что мои люди благополучно покинули Хельсинки. Так когда я смогу получить документы? – Катя встала, придерживаясь рукой за стол, голова кружилась.

– Их передадут вам через полчаса, – сухо ответила Коллонтай, уткнувшись в бумаги.

– Лекарства?

– Принесут всё вместе.

– Хорошо, я буду ждать, – Катя медленно направилась к двери. – Со своей стороны могу обещать, – заметила она, – что когда я вернусь в Москву, я ни словом не обмолвлюсь товарищу Сталину об этом инциденте. Более того, в случае успешного завершения моей миссии особо отмечу роль посольства, и полагаю, это не останется без внимания.

– Вы уверены, что вернётесь, Екатерина Алексеевна?

Оторвавшись от бумаг, Коллонтай взглянула на неё. В её лице уже не читалось раздражение, наоборот, оно скорее выражало сочувствие.

– Я уверена, Александра Михайловна.

«Бог поможет», – добавила она про себя.

– До свидания.

Она толкнула тяжелую дубовую дверь и вышла из кабинета посла.