Пси-фактор

Через десятки сотен километров от нее в своем домашнем кабинете стоял префект Аллота Казимир Руф. Голограмма Марии застыла перед ним и говорила странные вещи:

— Это перешло уже все границы. Вместо того чтобы прекратить этот глупый эксперимент, они просто… с ума посходили… старые маразматики, — она развела руками и шумно выдохнула, не в силах найти подходящих слов.

Сев за свой стол префект Руф запустил на компьютере имперскую базу данных. Пропустив информацию об Аллоте, он быстро нашел то, о чем говорила префект Волковски. В центральной базе действительно было выделено красным открытое письмо Алькова мудрецов, адресованное префектам Сакской империи, а также всем правоохранительными органам. Суть сводилась к следующему: поддержать эксперимент, проследить и пресечь возможные волнения гражданских масс. А еще, применить к Клэр дэ Руж превентивные меры за превышение должностных полномочий в ходе подготовки эксперимента.

— Альков должен был этот эксперимент остановить, — Мария начала мерить его кабинет шагами, — а не поддержать, я не понимаю что происходит!

— Мы можем написать запрос, — нахмурился Руф, — как вариант, написать прошение, чтобы ее освободили.

— А кто подпишет?! — она возмущенно посмотрела на него.

— Ты да я, может еще кто подключится. Префектур много, — прошептал Казимир, — префектов еще больше. Можем обратиться к тем что уже сложили обязанности, если действующие нас не поддержат.

Мария наконец остановилась и, сложив руки под грудью, встревоженно на него посмотрела.

— Я боюсь, Казимир, — честно призналась она, — дэ Руж подписала письмо сама. Значит ли это, что если вклинимся мы, нас тоже за что-то да задержат?

Казимир не знал что ей сказать.

— По идее, повлиять на всех не смогут, — наконец ответил он, — а вот как оно будет на практике, только время покажет.

* * *

Щель в дверном проеме давала мало обзора. И все же Вито старался смотреть. Отец и Кэйт Свон были расположены спиной к нему. Ирраиль стоял, а Кэйт сидел, крепко вцепившись в подлокотник. Рядом, на низком столике, стоял стакан использованными инструментами. Тонкие стальные ручки были увенчаны диковинными навершиями. Одни с лезвиями, другие — длинными изогнутыми иглами. Там же лежал кожаный пенал с кучей всевозможных наконечников, топорщащихся из него острыми кончиками. Когда мастер брал очередной из них и завинчивал на стальную рукоятку, можно было заметить разницу. Иглы напоминали различные крючки, а порой вообще спирали. А потом он прикасался ими к голове Свона, водил ими, забираясь под кожу.

Тогда костяшки Кэйта белели от перенапряжения, столь сильно он стискивал деревянные ручки кресла.

Наверное, это было больно.

Увы, Вито все еще не знал что такое боль. Он мог описать общее понятие, загруженное в голову, рассказать о дискомфорте, который создают грубые швы его одежды, стесненность мочевого, когда хочется в туалет, или то как натягивается кожа на голове, если водить расческой по спутанным волосам. Он мог описать острое ощущение от прокушенной щеки, потому что уже успел прокусить ее. Но он не мог понять как это, чувствовать стальное лезвие вспарывающее кожу на голове, или ощущать те тонкие иглы, которыми мастер забирался глубоко под кожу.

Кэйт Свон тоже не распространялся о своих ощущениях, не говорил и не комментировал. В узкую щель, Вито лишь наблюдал побелевшие костяшки его пальцев, крепко сжатый подлокотник кресла. Иногда подрагивающее колено.

Отец тоже молчал, иногда сопел, иногда причмокивал и постоянно хмурился, обходя своего пациента то с одной стороны, то с другой стороны. Порой он пригибался, словно искал ракурс, щурился одним глазом, примерялся. А потом вооружившись скальпелем и крючком вытаскивал тонкую нить очередного датчика. Он выуживал их один за другим, медленно и всегда с одинаковой скоростью.

А еще у крови был запах, а Вито этого, оказывается, даже не знал.

Тонкие алые струйки текли по коже Кэйта, по затылку, и уху, обрамляя его жирной блестящей линией. Стекали по шее и впитывались в небрежно накинутое на плечи Свона белоснежное полотенце. Ирраиль периодически откладывал инструменты и брал иглу и просто зашивал, то что уже успел разрезать и обработать. Клеил пластыри поверх швов, превращая голову своего пациента в дикое подобие футбольного мяча. Кровь все равно текла, а человек вздрагивал, под очередным движением скальпеля или иглы.

— Так не пойдет, — неожиданно донесся голос Ирраиля. Вито вздрогнул и на миг отшатнулся от двери. Свон молчал. Мастер обошел его и склонился, заглядывая ему в лицо. Увы, Лаен не видел, то что наблюдал мастер. — Ты слишком напряжен, парень. Абстрагируйся. Жизнь прекрасна, думай об этом.

— Сложно… — глухо отозвался Кэйт приподнимая голову.

Старик помрачнел.

— Ты попросил моей помощи, значит обязан сделать все возможное, чтобы её получить. Сейчас ты перестаёшь думать о том что я делаю и начинаешь говорить: спокойно, и с интонацией. А я слушаю твой монолог и продолжаю предоставлять свою услугу… — Ирраиль больше не советовал, он ставил условие. — Ты понял меня?