Псих

6. Да, собственно, тогда я, увидев разгром у себя в комнате, развернулась на 180 градусов и поехала покупать билеты на какой-нибудь междугородный автобус. Все, что можно было опубликовать, было в рюкзаке, а рюкзак всегда был при мне. Родители могли успокоить себя разве что тем, что генеральная уборка никогда не бывает лишней.

7. И тогда же из автобуса меня выдернул Райдер, который перед этим бил морду журналисту, подкатившему к нему с вопросом о бедной девочке, увечной, но талантливой. (Хотя я бы на его месте дослушала вопрос до конца.)

8. А, и тогда же я полюбила журналистов и, как видите, не упускаю ни одной возможности с ними пообщаться.

9. Завершая обзор: с той поры я официально псих.

Если до этого я просто была девочкой с проблемами социальной адаптации, то теперь иначе как ненормальной меня не называли. Это же ненормально – не хотеть, чтобы о тебе писали в газетах и чтобы в твоих вещах рылись без спроса. А верить в существование личного пространства и собственных планов на жизнь (пускай даже тринадцатилетних, идиотских, но не имеющих отношения к сомнительной славе первого стихоплета Специальной Олимпиады), как бы это вам сказать, нерационально. В эпоху, когда собственное избиение модно выкладывать в Интернет, чего уж тут стесняться статьи в газете, которую читают только ее издатели, пенсионерки или люди в метро.

– Тебе еще чаю налить? – спрашивает Марселла, отвлекая меня от созерцания стены напротив.

– Да не могу я уже его пить, спасибо. Слушай, съезжу-ка я завтра в университет вместе с тобой, надоело тут сидеть по утрам.

– Выгонят же.

– Меня? – говорю я кисло. – Кто, например? Мне запрещено появляться на парах, но никто не говорил, что я не могу приехать на консультацию к змеище, например.

– А телефон?

– Слушай, не превращайся в мой внутренний голос, у меня их хватает без тебя. Может, я дура и до этого не додумалась. Если тебя это беспокоит, я могу изменить внешность до неузнаваемости и притвориться студенткой по обмену.

– Здорово, – говорит Марселла с энтузиазмом. – Я хочу на это посмотреть.

– Вот, опять, – говорю я, – как какую-нибудь гадость затевать, так она сразу не заикается!

Я, само собой, покривила душой насчет того, что меня пустят в университет без проблем – охрана меня знает прекрасно и с удовольствием даст пинок под зад, особенно когда есть официальное предписание. Что-что, а это переодевание было уже от крайней степени скуки. Честно говоря, даже планы моих родителей не особо возбуждали во мне интерес к жизни, хотя раньше я бы плевалась огнем неделю, как минимум. Скорее всего, я ждала чего-то в этом роде – ну не могло же все идти по одной траектории, а тем более так неправдоподобно нормально. И возможность моего отъезда, и расставание с врачом, и то, что я уже почти пришла в себя без таблеток. Вот только писать я давно не пробовала, не хочу расстраиваться.

В любом случае, мне надо точно знать, какие у меня отходные пути. Учитывая то, что мое желание находиться здесь теперь почти равняется нулю, для чистоты эксперимента нужно найти хоть что-то, что меня держит. В конце концов, мне уже не тринадцать лет, и брать билет на первый попавшийся автобус как-то… а знаете, это по-прежнему хорошая идея.

Пока мы едем в университет, дрожа от холода, мысли меня одолевают совсем нехорошие. Дело не в том, что у меня проснулась внезапная социопатия и я боюсь показываться на факультете, и даже не в родителях. Я сейчас одета в свитер Марселлиной матери, на голове у меня шарф вместо шапки – выгляжу, наверное, как идиотка, но, по крайней мере, как другая идиотка, не я. На вопрос, почему я раньше так не делала, отвечаю другим вопросом: вам не кажется, что это слишком просто? Столько времени провести, как бы это сказать, с открытым забралом, позволить приклеить столько ярлыков к своему собственному лицу, чтобы теперь строить из себя мистера Икс? Смешно, да. Я не люблю упрощать себе задачу, тем более что в моем случае любая задача – сложная, и на упрощение реагирует плохо.

– С-слушай, а почему ты раньше так не делала?

Я подпрыгиваю на сиденье.

– Прекратите озвучивать мои мысли. Вообще, тебе и Райдеру нужно ходить парой – он мне каждые полгода предлагает переехать.

– К нему, что ли? – любопытствует Марселла.

– Дело не в этом, – говорю я, – дело в самой вашей идее о том, что мне обязательно надо куда-нибудь убежать, чтобы у меня все стало хорошо. Ага. Как будто в точке назначения мне выдадут новую голову. Только что с конвейера. С новыми винтиками, смазанную маслом, блестящую такую. Кстати, почему вы вообще решили, что меня что-то не устраивает?

– Ну т-т-ты же никогда не говоришь ничего на эту т-тему. Н-надо же мне было что-то решить.

– Тогда ладно, не буду обобщать.