Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов

Я вкратце упомяну еще одного пациента, который проходил долгий и постоянно застревающий анализ, в котором превалировала его убежденность в том, что ему обязательно надо стать врачом. На деле он не смог поступить в медицинский институт и после нескольких попыток изучить стоматологию вынужден был смириться с должностью больничного администратора, которую ненавидел. Сеанс за сеансом посвящались его потраченной впустую жизни и все слабеющей надежде на то, что обучение на вечерних курсах приведет его к поступлению в медицинский институт если не в этой стране, то за рубежом.

Я неоднократно связывал его потребность стать врачом с его убежденностью в том, что в его внутреннем мире содержится умирающий объект, который ему надлежит лечить и сохранять, и что он не может смириться со своей неспособностью делать это. Он не мог признать невозможность и непосильность этой задачи, а также не мог отдаться ходу своей жизни и позволить объекту умереть. Он очень боялся, что не сможет справиться с будущей смертью своих родителей, а также собственного старения и смерти. Почему-то он был уверен, что если сможет стать врачом, то это сделает его неуязвимым перед болезнями.

Когда ему было четырнадцать, у его бабушки началась тяжелая, неизлечимая болезнь – ее состояние постоянно ухудшалось, постепенно ее парализовало и, наконец, она умерла. Мой пациент был не в состоянии наблюдать за этим, а особенно за тем, с какой любовью ухаживал за своей женой его дедушка. Когда врач сообщил семье печальную новость, пациент в панике выбежал из дома. На протяжении нескольких лет я слышал различные упоминания об этом трагическом опыте и однажды интерпретировал это так, что его желание стать врачом было всемогущим желанием обратить эту смерть, что он верил, что даже сейчас он может поддерживать жизнь своей бабушки и делает это внутри себя с помощью фантазии о том, что, став доктором, он ее вылечит. Непродолжительное время он прислушивался к моим словам, которые, казалось, его тронули, но через несколько минут пояснил, что его желание стать врачом возникло не тогда, а несколькими годами раньше, когда в возрасте пяти лет он перенес операцию по удалению миндалин. Он описал свою панику при наложении маски для анестезии, и у меня не осталось сомнения, что он испугался, решив, что умирает. Таким образом, желание стать врачом было связано с желанием сохранить жизнь как себе самому, так и своим объектам, и эти желания переплелись столь неразрывно, что он не мог допустить мысли о том, что выживет, если его объект умрет. Задача скорби не была выполнена, и идея отказа от стремления стать доктором была для него равнозначна отказу от желания жить.

По-видимому, этот пациент застрял в первой фазе депрессивной позиции и патологическая организация личности функционировала преимущественно как защита от утраты. Он был убежден, что профессия врача не только убережет от болезни и смерти его объекты, но защитит также и его самого. Из-за конкретности своих идентификаций он не мог допустить, что, позволив объекту умереть, он будет в состоянии выжить сам. Именно этого допущения достигла госпожа А. в своей скорби, и оно в корне изменило ее ситуацию, позволив ей перейти от фазы страха утраты к фазе переживания утраты. Мой пациент оказался неспособным к такому изменению и потому не смог совершить работу скорби и перейти ко второй фазе депрессивной позиции.

Пациент Г.

У других пациентов признаки готовности пережить утрату становились заметными уже в начале нашего контакта. Именно так обстояло дело со студентом, которого психиатр направил к психотерапевту после стационара, где тот находился в связи с депрессией и навязчивыми суицидальными мыслями. Постепенно он стал чувствовать себя лучше и вернулся домой, но не мог решить, следует ли ему продолжать обучение. Он пришел на консультацию, явно охваченный тревогой, и через несколько секунд пришел в ярость, поскольку я молчал. Когда я спросил, не желает ли он начать, он скорчил гримасу и отрезал «Нет!». Сначала я счел, что он выглядит как психотик, поскольку губы его дрожали от гнева и он с большим трудом контролировал себя. Через несколько минут он поднялся и прошелся по комнате, рассматривая мои книги и картины, потом остановился, взял в руки рисунок, изображающий двух мужчин, играющих в карты и спросил: «Как вы думаете, в какую игру они играют?» Я интерпретировал это так, что он чувствует, что мы с ним играем в игру, и хочет знать, что происходит. Он слегка успокоился и снова сел. Затем он сказал, что чувствует, что я применяю технику, навязанную мне Тэвистокской клиникой, и ожидаю, что он с ней смирится. Я интерпретировал это так, что он видит во мне нечто вроде робота, механически исполняющего то, что приказано, и он согласился.