Согласно Кляйн, идентификация с другим человеком является важным элементом человеческих взаимоотношений и необходимым условием настоящих переживаний любви. Принося жертву тому, кого человек любит и идентифицируя себя с любимой личностью, человек играет, по сути дела, роль хорошего родителя и ведет себя точно так же, как родители вели себя по отношению к нему или как хотелось бы, чтобы они вели себя. Причем принцип действовать подобно хорошим родителям по отношению к другим людям может быть способом справиться фрустрациями и страданиями прошлого. Прошлые обиды на родителей, переживания ненависти, мести, вины и отчаяния можно аннулировать ретроспективно в фантазии и бессознательно возместить в ней повреждения. Подобное осуществление репарации становится фундаментальным элементом любви и всех человеческих взаимоотношений.
В конечном счете развитие ребенка в значительной степени зависит от его способности находить свой путь между первичной любовью, усиленной фрустрациями ненавистью и желанием репарации, влекущими за собой страдания от раскаяния. Как считала Кляйн, способ, благодаря которому ребенок адаптируется ко всем этим проблемам, формирует в его психике основу для взрослой способности к любви, социальным взаимоотношениям и культурному развитию. Однако если ранний конфликт между любовью и ненавистью не получает успешного разрешения и если вина оказывается слишком сильной, то это может привести к сексуальным расстройствам, отвержению людей и неспособности к проявлению подлинных чувств любви.
Проблематика нормальной и невротической потребности в любви была одним из важных аспектов размышлений К. Хорни. Это нашло свое отражение в ее лекции «Невротическая потребность в любви» (1936), а также в книге «Невротическая личность нашего времени» (1937).
С точки зрения Хорни, потребность в любви, точнее, потребность быть любимым – нормальное явление, поскольку каждый человек хочет быть любимым и наслаждаться, когда его любят. Другое дело, что у невротика потребность быть любимым чрезмерна. В отличие от нормальной потребности в любви здорового человека, невротическая потребность в любви является навязчивой и неразборчивой. Кроме того, одним из проявлений невротической потребности в любви оказывается переоценка любви как таковой. В частности, имеется такой тип невротических женщин, которые чувствуют себя неуверенными, подавленными, несчастными, если с ними нет такого человека, который любил бы их или заботился о них. У таких женщин желание выйти замуж принимает форму навязчивости.
В конечном счете различие между любовью и невротической потребностью в любви заключается, согласно Хорни, в том, что главным в любви является само чувство привязанности, в то время как у невротика первичной оказывается потребность в обретении уверенности и спокойствия, а вторичной – иллюзия любви. В последнем случае отношения между людьми осуществляются под маской любви, то есть при субъективном убеждении человека в своей преданности, хотя в действительности подобная любовь является всего лишь цеплянием за этих людей с целью удовлетворения собственных потребностей.
Размышляя о невротической потребности в любви, Хорни исходила из того, что данное явление имеет место почти в каждом неврозе и выражается в чрезмерной потребности человека в том, чтобы его любили, ценили, признавали, поддерживали, чтобы ему помогали и советовали, а также в чрезмерной чувствительности к фрустрации этих потребностей. К важным особенностям невротической потребности в любви она отнесла выраженную в крайней ревности ее ненасытность, желание обретения безусловной любви, требование быть любимым, ничего не давая в замен, а также крайнюю чувствительность к реальному или мнимому отвержению, чрезмерный страх отвержения.
Главное заключается в том, что, испытывая ненасытную потребность в любви, невротик оказывается, как считала Хорни, неспособным любить. Другое дело, что, как правило, он не отдает себе отчета в этом и полагает, что он умеет любить и глубоко любит. Фактически невротик держится за самообман, выполняющий важную функцию оправдания его собственных претензий на любовь.
Хорни разделяет сексуальность и любовь, предупреждая о том, чтобы не путали эти понятия, поскольку сексуальность может существовать без любви, а любовь – без сексуальных чувств. Речь идет, в частности, и о том, что некоторые пациенты не бояться секса, но бояться любви и испытывают чувство ужаса, когда приближаются к осознанию того, что им предлагает подлинная любовь. Они легко вступают в сексуальные отношения и даже достигают полноценного оргазма, но эмоционально остаются дистанцированными от партнера. По сути дела, такие люди подобным образом защищаются от своего чрезмерного страха перед зависимостью, а по большому счету – перед жизнью.