Психоанализ культуры

Где же в этом переплетении связей место для религии? Полагаю, в тотемизме с его почитанием замены отца, с засвидетельствованной тотемической трапезой амбивалентностью, с установлением поминок, запретов, нарушение которых карается смертью, мы вправе признать первую в истории форму религии и констатировать существующую с самого начала связь ее с формами социальности и с нравственными обязательствами. О дальнейшем развитии религии мы можем вести речь только в виде самого краткого обзора. Несомненно, он проходил параллельно прогрессу культуры рода человеческого и изменениям в устроении человеческого общества.

Следующим шагом в продвижении от тотемизма становится очеловечивание почитаемых существ. Место животных занимают человекоподобные боги, чье происхождение из тотема не замаскировано. Либо бог еще предстает в облике животного, либо по меньшей мере с головой зверя, либо тотем становится неразлучным с ним спутником, либо предание заставляет бога убить именно то животное, которое было когда-то его предшественником. В один, с трудом точно определимый момент этого развития (видимо, до появления богов мужского пола) на передний план выходят великие материнские божества, которые в дальнейшем еще долго сосуществуют рядом с ними. Тем временем произошел гигантский социальный переворот: материнскому праву вновь пришла на смену патриархальная организация общества. Правда, новые отцы никогда не обретали всемогущества праотца, их, живущих рядом друг с другом в более крупных, чем когда-то была орда, сообществах, стало много: им приходилось ладить друг с другом, поскольку они были ограничены социальными кодексами. По всей видимости, материнские божества появились в период ослабления матриархата для компенсации оттесняемым на прежнее место матерям. Сначала мужские божества появляются в виде сыновей рядом с величественными матерями, лишь со временем они явно усваивают черты праотцовского облика. Эти мужские божества политеизма отражают ситуацию эпохи патриархата. Они многочисленны, взаимно ограничивают друг друга, порой подчиняются превосходящей мощи верховного бога. Очередное же продвижение приводит снова к занимающей нас теме – к возвращению единственного, неограниченно властвующего бога-отца.

Следует добавить, что этот исторический обзор полон пробелов, а в некоторых моментах не вполне надежен. Однако тот, кто склонен считать нашу конструкцию праистории всего лишь фантазией, серьезно недооценивает богатство и доказательность содержащегося в ней материала. Огромные, объединенные в единое целое куски прошлого – тотемизм, союзы взрослых мужчин – подтверждены исторической наукой. Другие сохранились в виде удачных копий. Так, один автор неоднократно обращал внимание на то, насколько точно ритуал христианского причащения, в ходе которого верующие символически вкушают кровь и плоть своего бога, воспроизводит содержание тотемистической трапезы. Многочисленные остатки забытой глубокой древности скрыты в легендах и сказках народов, а психоаналитическое исследование детской психической деятельности предоставило неожиданное множество материалов для заполнения пробелов в наших знаниях праистории. В качестве вклада в понимание весьма важной ситуации с отцом сошлюсь только на зверофобии, на кажущееся особенно странным опасение быть съеденным отцом и на чудовищную силу страха кастрации. В нашей конструкции нет ничего, что было бы просто выдуманным, чего не удалось убедительно подтвердить.

Если же описание глубокой древности считать в целом достоверным, то в религиозных доктринах и ритуалах следует видеть две разновидности элементов: с одной стороны, фиксацию на давней истории рода и на его пережитках, с другой – реставрацию прошлого, возвращение (после длительного перерыва) забытого. Именно последний компонент, который упускали из вида до сих пор и поэтому не поняли его, будет продемонстрирован здесь, по крайней мере, на одном убедительном примере.

В частности, следует подчеркнуть, что каждая вернувшаяся из забвения часть прошлого с особой силой старается оказать необычайно мощное влияние на человеческие массы и выдвигает неодолимые претензии на истинность, против которых бессильны логические аргументы на манер credo quia absurdum. Эту характерную особенность следует трактовать по аналогии с психотическим бредом. Мы уже давно поняли, что и в бредовой идее скрыта частичка истины, которая при ее возвращении подвергается искажениям и недопониманиям, и что назойливая убежденность, производимая бредом, исходит из этого зерна истины и распространяется на окружающие его заблуждения. Такое содержание истины, которую подлежит называть исторической, нужно признать и за доктринами религии. Они, хотя и обладают специфической чертой психотического симптома как такового, будучи массовым феноменом, все-таки избежали проклятия изоляции в одном индивиде.