Психоанализ культуры

Естественно, что побуждения другого человека ускользают от нашего восприятия. Мы судим о нем по его действиям и его поведению, которые мы объясняем мотивами из сферы деятельности его влечений. Такой вывод в некоторых случаях неизбежно приводит к ошибке. Одни и те же «благие», с точки зрения культуры, действия могут происходить в одном случае из «благородных» мотивов, в другом – из «дурных». Этики-теоретики называют «хорошими» только те поступки, которые являются выражением хороших побуждений, другим они отказывают в признании таковыми. Однако общество, руководствующееся практическими целями, подобное различение, в общем-то, не волнует, оно довольствуется тем, чтобы человек направлял свое поведение и действия в соответствии с культурными предписаниями, и мало интересуется его мотивами.

Мы уже знаем, что внешнее принуждение, использующее влияние воспитания и окружения на людей, проводит широкие преобразования деятельности его влечений в направлении добра, преобразует эгоизм в альтруизм. Но такое преобразование не является его неизбежным или закономерным результатом. Воспитание и людское окружение способны предложить вознаграждение не только в виде любви, но работают с вознаграждениями в виде и других преимуществ, вообще с помощью поощрения и наказания. То есть они способны проявлять свое действие так, что человек, подверженный их влиянию, решается на добрые, с позиции культуры, поступки и без прохождения облагораживания влечений, без превращения эгоистических склонностей в социальные. Результат окажется в первом приближении одинаковым. Лишь при особых обстоятельствах выясняется, что один человек постоянно действует во имя добра, потому что к этому его вынуждают природные склонности, другой же добр только тогда, так долго и в той мере, когда это соответствующее культуре поведение приносит пользу его эгоистическим намерениям. Однако при поверхностном знакомстве с отдельным человеком мы не располагаем средствами различить два этих случая и, конечно же, вследствие нашего оптимизма настроены серьезно переоценивать количество преобразованных культурой людей.

Итак, цивилизованное общество, требующее добрых дел и не особенно беспокоящееся о природных основаниях последних, получило значительное количество повинующихся культуре людей, не следующих в таком случае своей природе. Воодушевленное этим успехом, оно поддается соблазну предельно высоко установить планку нравственных требований и тем самым принудить своих сторонников еще больше отдалиться от своей природной организации. Установленная же планка обязывала продолжительное время подавлять влечения, а возникающее при этом напряжение дает о себе знать в виде самых удивительных реакций и компенсаций. В области сексуальности, где такое подавление дается труднее всего, это оборачивается появлением противодействующих структур в форме невротических заболеваний. Давление культуры в других областях обходится, правда, без патологических последствий, но проявляется в искажениях характера и постоянной готовности заторможенных влечений добиться при подходящем случае удовлетворения. Тот, кто вынужден долгое время реагировать согласно предписаниям, не соответствующим его природным склонностям, тот живет, рассуждая психологически, не по средствам, и его можно объективно назвать притворщиком независимо от того, осознал ли он ясно упомянутое различие или нет. Безусловно, наша нынешняя культура благоприятствует формированию такого рода притворства в исключительной степени. Можно было бы отважиться на утверждение, что она воздвигнута на нем и вынуждена была бы смириться с основательными переделками себя, если бы люди попытались жить психологически искренне. А стало быть, существует несравненно больше культурных притворщиков, чем по-настоящему культурных людей. Более того, можно обсудить такую точку зрения: не нужна ли для сохранения культуры известная доля культурного лицемерия, поскольку сложившаяся у ныне живущих людей пригодность к культуре, похоже, недостаточна для ее успехов. С другой стороны, хотя и по столь же сомнительным основаниям, сохранение культуры обеспечивает формирование у каждого нового поколения (возможного носителя более развитой культуры) продолжения преобразования влечений.

Благодаря предыдущим рассуждениям мы уже обрели одно утешение: наша тревога и болезненное разочарование по поводу результатов бескультурного поведения наших земных сограждан в этой войне несправедливы. Они порождены пленившей нас иллюзией. На самом деле эти сограждане не так низко пали, как мы опасаемся, поскольку не так высоко возвысились, как мы о них думали. То, что крупные субъекты человечества – народы и государства – отказались от моральных ограничений в отношениях друг с другом, стало для них импульсом для уклонения на некоторое время от существующего давления культуры и предоставления сдерживаемым ею влечениям временного удовлетворения. При этом относительная нравственность внутри населяющих их народностей, вероятнее всего, не рухнула.