Психоанализ культуры

Истоки и направленность этого мифа стали нам известны благодаря исследованиям Ранка. Мне достаточно привести только короткие выжимки из них. Герой – это тот, кто смело восстал против своего отца и в конечном счете одержал над ним победу. Наш миф прослеживает ту борьбу вплоть до изначальных времен индивида, когда он был рожден и спасен вопреки воле отца и его злому намерению. Помещение ребенка в ящичек – это, несомненно, символическое изображение родов, ящичек – материнское лоно, вода – околоплодные воды. В бесчисленных сновидениях отношения «родители – ребенок» отображены с помощью извлечения из воды или спасения от нее. Когда народная фантазия соединяет обсуждаемый здесь миф с рождением какой-то выдающейся личности, тем самым она собирается признать соответствующую персону героем, возвещая, что по характеру персона вполне соответствует типу героя. Источником же вымысла в целом является так называемый «семейный роман» ребенка, в ходе которого сын реагирует на изменение своих эмоциональных отношений к родителям, прежде всего – к отцу. В первые детские годы ребенком владеет грандиозная переоценка отца. Соответственно, король и королева в сновидениях и в сказке всегда означают только его родителей, тогда как позднее под влиянием соперничества и реального разочарования происходит отдаление от родителей и складывается критическая установка по отношению к отцу. Обе семьи в мифе, знатная и простонародная, – это, соответственно, два отображения его собственной семьи, как она видится ребенку в последующие годы его жизни.

Правомерно утверждать, что в результате этих разъяснений вполне понятными становятся как распространенность, так и однородность мифа о рождении героя. Еще большего интереса заслуживает то, что легенда о рождении и избавлении от Моисея обладает довольно редкой особенностью, а в одном существенном моменте даже противоречит другим.

За отправную точку возьмем две семьи, между которыми в легенде разворачивается судьба ребенка. Мы убеждены, что в рамках психоаналитической интерпретации они совпадают, отделяясь друг от друга только на время. В типичном варианте легенды первая семья, в которой ребенок рождается, – знатная, чаще всего царского рода. Вторая, в которой он подрастает, принадлежит к простому или даже к низшему сословию, что в любом случае соответствует тем отношениям, на которые опирается психоаналитическое толкование. Только в легенде об Эдипе это различие стерто. Ребенка, исторгнутого из царской семьи, привечает другая царственная пара. Думается, вряд ли случайно, что именно в этом примере изначальная идентичность двух семей проглядывает даже в легенде. Тогда как их социальная несовместимость придает мифу – призванному, как мы знаем, подчеркнуть героическую природу великого человека – вторую функцию, особенно важную для исторических деятелей. Этот социальный контраст можно использовать еще и для того, чтобы наделить героя правом на вхождение в аристократию, на его социальное восхождение. Таким образом, чужеземный для мидян завоеватель Кир становится посредством легенды о подкидыше внуком мидийского царя. Что-то подобное происходит и с Ромулом: если и в самом деле существовал такой человек, то это был искатель приключений без рода и племени, выскочка, который благодаря легенде становится потомком и наследником царского рода Альба Лонга.

Совершенно иначе обстоят дела в случае с Моисеем. Здесь первая семья, обычно знатная, занимает довольно скромное положение. Он – ребенок еврейских левитов. Однако вторая семья – из простонародья, в которой в других случаях вырастает герой, – заменена семьей фараона Египта: принцесса воспитывает его как собственного сына. Такое отклонение от типичного случая вызывало недоумение многих ученых. Эд. Мейер предположил – а вслед за ним и другие, – что первоначально легенда звучала иначе: пророческий сон[41] возвестил фараону, что сын его дочери станет угрозой для него и для его царства. По этой причине он приказал бросить дитя после его рождения в Нил. Однако его спасли еврейские простолюдины и вскормили как собственного сына. «По национальным мотивам», как выражается Ранк, легенда была переиначена и приобрела знакомую нам форму.

Однако последующее размышление убеждает, что такой первичной легенды о Моисее, ничем не отличающейся от других сходного вида легенд, по-видимому, никогда не существовало. Ведь она либо египетского, либо еврейского происхождения. Первый вариант практически исключен: у египтян не было мотива возвеличивать Моисея, он не был для них героем. Стало быть, легенду должен был создать еврейский народ, то есть в своей привычной форме она была связана с личностью его вождя. Но не была ли она для этого слишком неподходящей, ибо какую пользу могла принести народу легенда, сделавшая его великого мужа иноземцем?