Отношения двух этих событий по времени между собой и с Исходом из Египта весьма туманные. Ближайшую историческую точку отсчета предлагает стела фараона Мернептаха (до 1215 г.), которая в сообщении о военных походах в Сирию и Палестину упоминает среди побежденных «Израиль». Если датировку этой стелы принять за terminus ad quem [конечный пункт –
Но все это – лишь беллетристика, попытка заполнить пробелы в нашем знании истории, отчасти повторение второго очерка в «Imago». Наше же внимание сосредоточено на судьбе Моисея и его учения, которому восстание евреев лишь по видимости положило конец. Из сообщения Яхвиста, написанного около 1000 года, но, определенно, опирающегося на более ранние записи, мы узнали, что одновременно с соединением племен и установлением религии в Кадеше имел место компромисс, в котором две его стороны еще хорошо различимы. Одному из партнеров важно было только отвергнуть новизну и иноземное происхождение бога Яхве и укрепить его притязания на преданность народа. Другой же партнер не хотел расстаться с дорогими ему воспоминаниями о своем освободителе из египетского плена, о грандиозной фигуре вождя Моисея. А в новое описание предыстории ему удалось включить как этот факт, так и самого вождя, сохранить по крайней мере внешний признак Моисеевой религии – обрезание – и, вероятно, добиться определенных ограничений в употреблении имени нового бога. Мы уже отмечали, что представляли эти требования потомки слуг Моисеевых – левиты, только несколькими поколениями отделенные от современников и соотечественников Моисея и еще связанные с его деяниями живыми воспоминаниями. Художественно разукрашенные описания, которые мы относили к Яхвисту или к его более позднему конкуренту – Элохисту, напоминают надгробия, под которыми обрели вечный покой подлинные сведения о тех давних событиях, о природе Моисеевой религии и о насильственном устранении великого мужа, что сделало эти события недоступными для познания следующих поколений. И если мы правильно познали этот процесс, то и далее в нем не окажется ничего загадочного. Весьма вероятно, он мог означать окончательное завершение Моисеева периода в истории еврейского народа.
В таком случае удивительно, что все сложилось не так, что самое сильное воздействие подобных переживаний народа сказалось лишь гораздо позднее и, должно быть, постепенно, в течение целого ряда столетий оно проникало в реальность. Маловероятно, что по своему характеру Яхве сильно отличался от богов окрестных народов и племен, он, правда, соперничал с ними, как и сами народы боролись друг с другом, однако можно предположить, что тогдашнему поклоннику Яхве так же редко приходило в голову отрицать существование богов Ханаана, Моава, Амалика и т. д., как и существование веривших в них народов.
Монотеистическая идея, вспыхнувшая благодаря Эхнатону, опять погрузилась во мрак и еще долгое время вынуждена была пребывать во тьме. Находки на острове Элефантин, находящемся прямо перед первыми порогами Нила, предоставили поразительные сведения: на протяжении столетий там существовала еврейская военная колония переселенцев, и в ее храме наряду с главным богом Йахве поклонялись двум женским божествам, называемым одним именем Анат-Йахве. Правда, эти евреи были оторваны от родины и из-за этого не принимали участия в ее религиозном развитии. Правительство персидского царства (V в. до н. э.) сообщало им сведения о новых культурных предписаниях Иерусалима[92]
. Возвращаясь к более древним временам, мы вправе утверждать, что бог Яхве, определенно, не был похож на бога Моисея. Атон был пацифистом, как и его представитель на Земле, по сути, его прототип, фараон Эхнатон, пассивно взиравший, как разваливается созданная руками его предков мировая держава. Для народа, собравшегося насильственно завладеть новыми территориями для расселения, Яхве подходил гораздо больше. А все достойное поклонения в боге Моисея вообще заметно превосходило понимание примитивных человеческих масс.