Психоделика любви: Начало (СИ)

Операционные лампы свернулись в тугую спираль, разлившуюся алой краской. Расправившись крыльями ангела, она осветила зарей кровавые небеса: словно раствор, струящийся по венам, окрашивал небо серого мира в алый, словно художник пролил банку краски, вместе с глухими стонами выгнувшегося Итачи.

На фоне утопающего мира он цеплялся лишь за один образ, удерживающий его в собственном мире — кровавые крылья, вспыхнувшие, как клеймо на стене, спустив на поднявшийся ад Хаюми Конан.

Итачи бы выдернул собственную руку из тела, лишь бы дотянуться до единственной частички света в этой дрянной пародии ада. Он тянулся к Конан, что с сожалением и мольбой выжить, отражающейся в невыплаканных слезах, тянула свою призрачную руку, не способную прикоснуться к Итачи. Взгляд её пристыженно опустился. В нем появилась неистовая боль тоски. Ангелы беспомощны на эшафоте, шепчущие никем не слышимые молитвы и слова успокоения.

— Начнем, — радостно объявил глашатай в лице Кисаме.

И пока небо заливалось столкнувшимися в битве закатом и зарей, что, схлестнувшись, озарили кровавый мир, вороны реяли вокруг Красной Луны, учуявшие наживу, которую в скором времени принесут в жертву во имя истинной боли.

Рычаг под властью Какудзу медленно потянулся вниз, как педаль автомобиля перед стартом.

Один из воронов выбился из стаи, хлопая величественными крыльями, опускаясь к телу, которым в скором времени сможет поживиться. Невротический смешок снующей по кабинету игрушки, соскочившей с плеча недовольного, скрестившего руки Дзимпачи. На плечо развернувшегося Какудзу лихо запрыгнул зайка-убивайка, занеся нож и кинувшись на Учиху.

Итачи прикрыл глаза, вдохнув полной грудью, сконцентрировав все силы в руках. И прошептал одними губами молитву, слагаемую не одним пациентом. Молитву единственному ангелу, заточенному в сером мире, окропляющемуся пущенной на алтарь кровью из разорванных кистей рук.

И, ощутив всю физическую боль, пропущенную вместо тока сквозь душу, Конан прочувствовала её всей душой. И эта боль выплеснулась в одной вспышке гнева. Затрещали электрические лампы, к которым одновременно подняли взгляды врачи. Один Хидан скучающе зевнул, раздосадованный невозможностью поучаствовать.

Холодный ветер обуял жертвенный алтарь Красной Луны, если бы Дьявол услышал их и ступал по ступеням сквозь врата через Смерть.

Ремни затрещали по швам под давлением силы человеческой и призрачной. И, вскинув руками над головой, Конан закричала со всей силой, что таилась в её живой душе, такой сильной и искренней, что поднятые со стола бумаги взметнулись ввысь в белоснежном вихре.

Растерявшийся персонал, опешив, отвлекся от работы.

Какудзу отпустил рычаг, прикрывшись руками. Капельница, никем не удерживаемая, полетела на пол. Дёрнувшийся, чтобы поймать её, Кисаме, был остановлен ударом в челюсть. Ремни треснули, и подорвавшийся с криком Учиха Итачи, выхватив из бортика скальпель, угрожающе выставил инструмент перед собой. Белоснежный бумажный вихрь щитом заслонил собой беглеца. Учиха проскочил под ним, вырвавшись из незапертого кабинета номер 99.

— Какого?! Хидан, возьми его! — рявкнул Какудзу, уворачиваясь от острых, как лезвие бритвы, листов. Дзимпачи, никогда не страшащийся боли, прошел сквозь лезвия бумаги, исполосованный его поцелуями, и вырвался из кабинета.

Бумага в один момент рухнула на пол, так резко, будто и не было режущего ветра — коллективная галлюцинация, которую растерянный, переполошившийся персонал списал на простой сквозняк.

Всего лишь сквозняк, что закрыл своим дуновением дверь, не позволив больше никому покинуть помещение. Конан сквозь стиснутые зубы, сжимая слабыми пальцами невидимые цепи, сдерживала дверь, выигрывая время для Итачи.

Для Итачи, что мчался по темным коридорам спящей Красной Луны.

В коридоре, в конце которого ему навстречу завернул Пейн. Как красный флаг для быка, невидящего ничего кроме своей цели. И Итачи сделал то, что так тщательно планировал все эти дни: сбив с ног, навалился на лечащего врача Дейдары, дернул за пирсинг, разорвав нижнюю губу, и вырвал штангу. Хлынувшая кровь оросила его лицо вместе с медицинским халатом Пейна.

Учиха подарил ему взамен то, чем питался Пейн в байках Дейдары — резкую, знакомую, такую прекрасную боль.

Боль вместо удара. Пейн попытался схватить Учиху за шкирку, но и Итачи, полоснув руку выскользнувшим скальпелем, проскочил, вырвавшись из хватки.