Психодрама: вдохновение и техника

Я предложила сыграть сцену в ее доме, когда она впервые узнала о сексуальных отношениях своих детей. Она показала, как выглядит ее гостиная, обозначая стульями, как выглядят различные предметы ее мебели. В психодраме мы почти не используем декораций — несколько стульев и свободное пространство. Воображение воспроизводит недостающие детали, как при прослушивании радиоспектаклей. Я предложила ей сначала вести разговор от лица дочери, потом — сына. «Я»-высказывание позволяет лучше войти в роль, лучше понять другого человека, чем «он»- или «она»-высказывание. Например, высказывания типа: «Я чувствую себя неловко», «Я нервничаю», и т. д. — наравне со спонтанными жестами и телодвижениями — помогают лучше понять другого человека. Из ролей собственных сына и дочери Анна начала понимать, что и как подтолкнуло их сексуальный интерес друг к другу. Постоянный и повторяемый запрет на любые проявления сексуальности, гипнотическое внушение «Туда нельзя!» неизбежно вылились в прямо противоположную познавательную команду: «Узнай, что там!»

Когда дошла очередь до сцены прихода учительницы с дочерью Анны, я остановила действие и спросила напрямик:

— Анна, напоминаю вам, что вы не хотели представлять эту сцену перед группой. Не пора ли нам остановиться?

Необходимо, чтобы Анна сохраняла контроль над тем, что говорит и делает, чтобы она раскрылась ровно на столько сама хочет раскрыться. Ее основная проблема в том и заключалась, что она не могла контролировать события собственной жизни. Как ее терапевт, я не хотела, чтобы она сейчас повторяла свою ошибку.

— Нет, нет, — возразила Анна. — Я хочу продолжать. С этим пора покончить. С этого все началось, и именно это не дает мне покоя сейчас.

Мы вернулись к прерванной сцене.

— Итак, с этого все и началось? — спросила я Анну, которая играла свою дочь.

— Чушь собачья! Все началось не с этого, — отозвалась Анна из роли дочери. — Все началось задолго до нас, когда она сама в детстве пережила насилие. Нас тогда еще в помине не было, того насилия мы не совершали.

Из роли дочери Анна увидела истину. Морено отмечал: «Люди ведут себя более непосредственно, когда изображают не себя, а кого-то другого» (Моreno 1965). Метод психодрамы помог Анне прозреть. Глазами дочери она увидела все то унижение и недоверие, через которые ее дочь прошла. История повторялась. Дочь Анны, как когда-то сама Анна, умоляла выслушать и понять ее — и не получала ответа. Она умоляла, чтобы ей поверили — а ей не верили. Ее просто не хотели слушать.

Затем мы перешли к сцене, где Анна-девочка пытается рассказать своей матери о сексуальном посягательстве деда. Сцена начиналась с возвращения Анны домой, после того, как она несколько недель гостила в доме деда. Мать отказалась выслушать Анну, показывая тем самым, что считает ее поведение смешным и нелепым. Она практически сходу заткнула Анне рот. Даже выражение отчаяния на лице ребенка не принималось всерьез и категорически отвергалось. Восьмилетняя девочка оказалась в ловушке: у нее не было ни союзника, ни защитника, ей даже не позволили открыть рот. Она была обречена на молчание и одиночество.

На этом этапе драме я предложила Анне воспользоваться своим «теле»: выбрать участника группы, который сыграл бы роль маленькой Анны. «Теле» — это греческое слово, обозначающее «на расстоянии». Морено использовал его в значении проникновения в чувства человека, выявления этих чувств. Телепатия — это обычно одностороннее воздействие. Метод «теле» всегда двусторонний, поэтому человек, которого выбирают на ту или иную роль, обычно знает заранее, что выберут именно его. Для изображения себя в детстве Анна выбрала тихую застенчивую женщину с печальным лицом, а сама, как зритель смотрела сцену из собственной жизни, разыгранную членами группы. Изо рта матери торчала папироса, она ожесточенно ушла головой в стирку, чтобы не слышать, что говорит дочь.

Анна с болью следила за тем, что происходит на сцене: у нее на глазах маленькая девочка боролась за свое право быть выслушанной, рассказать обо всем, что с ней сделали, получить поддержку. Я спросила Анну, был ли в тот момент ее жизни кто-то, кто мог бы ей помочь. Она ответила «нет», как обычно отвечают все, кто перенес насилие.

— А теперь представьте себе, что Вы и есть тот самый взрослый, который может утешить маленькую девочку в ее несчастье, встать на ее защиту. Как бы Вы это сделали? — спросила я.

Анна обняла «ребенка» и заговорила:

— Ты не заслужила такого обращения. С тобой просто не должно было произойти ничего подобного. Говори, выскажись, расскажи всю правду. Тебя обязательно выслушают.