Психодрама: вдохновение и техника

Я попросила Анну выбрать кого-нибудь из группы на роль той матери, которую ей бы хотелось иметь в детстве. Она выбрала женщину с открытым дружелюбным лицом, ласковым и дружелюбным взглядом. Женщина охотно прошла на сцену. Я предложила Анне без слов выразить те чувства, которые она не смогла выразить своей матери в детстве. Анна обняла женщину, уткнулась ей в плечо и расплакалась. Она принялась рассказывать о своем страхе, одиночестве, отчаянном желании получить поддержку и защиту.

— Почему тебя там не было? — всхлипывала она. — Почему там не было тебя? А этот ублюдок! — в ней закипал гнев. — Да его убить мало! Своими руками убью!

Теперь ее желание убить было направленно на истинных виновников ее несчастья. Первоначально она испытала вспышку гнева в роли собственной матери:

— Где эти мерзавцы? — негодовала она, — твой отец, твой дядя и твой дед? Убью всех троих!

Но постепенно она становилась собой, ее самоуважение возрастало, она смогла сама заявить о своих правах. Я дала ей длинную пластиковую трубку, которую она мяла, сгибала, скручивала, а потом с размаху колотила о стоящий перед ней деревянный табурет. Анна попросила трех мужчин из группы сыграть роли ее обидчиков. Они уселись на стулья лицом к ней. Она еще сильнее заколотила своей трубкой.

— Как вы смеете? — вопила она. — Как вы смеете так со мной обращаться? — Она уже говорила за себя сама. Она стала собой. — Ублюдки! Мразь! Давить таких надо!

Ее желание расправиться с дедом, отцом и дядей как бы возвращало нас к началу сессии, когда Анна призывала смерть на головы своих детей. Только сейчас эти чувства были направлены по адресу — тем трем мужчинам, которые искалечили ее жизнь. Дети были ни при чем.

— Я хочу их убить! — Анна повернулась ко мне. — Можно?

— Как Вы себе это представляете? — осведомилась я. — Не забывайте, это психодрама, а не реальная жизнь.

— Пропущу через мясорубку. Зарежу. Головы отрублю. Или нет, лучше сверну им шеи.

Она доиграла сцену воображаемого возмездия. Ярость — самое мягкое слово, которое мне пришло в голову, глядя на чувства, которые ее обуревали. Я осторожно направляла ее эмоции, не меняя ролями с обидчиками. Понять их, выяснить причины такого их поведения не входило в задачи нашей сессии. Слишком многие жертвы оказываются в ловушке, пытаясь понять и простить. Они захлебываются в море разного рода рациональных объяснений, из которого далеко не всем удается выплыть.

Я подкинула ей диванную подушку — для удобства «сворачивания шей». Ее гнев пошел на спад.

— Никогда вам не прощу! Кровосмесители несчастные, недоумки! Тупицы вы эмоциональные, если на такое пошли! — Потом она повернулась ко мне: — Я хочу попрощаться с отцом. И еще хочу принять моих родителей. Оправдывать их поступки — не хочу. Никогда не смирюсь с тем, что было. Но принять хочу — это ведь мои родители. Других у меня нет.

Она притянула к себе отца, жестом пригласила женщину, игравшую мать, вернуться на сцену. Они стояли втроем, взявшись за руки.

— Я хочу, чтобы было так, — подвела итог Анна.

В этой части сессии она получила возможность отследить то хорошее, что было в ее родителях, а также ощутить, что и сама способна на хорошие чувства. Потом она повернулась к двум вспомогательным «я» (членам группы, игравшим значимых людей в ее драме).

— Спасибо вам, что вы все время со мной, — обратилась она к мужу и детям. — И я хочу все время быть с вами. Вы и есть моя настоящая семья. Спасибо, большое всем спасибо.

После того, как Анна проговорила и проделала то, что ей действительно хотелось, выпустила наружу душившие ее чувства, ей стало легче. Не сговариваясь, «зрители» потянулись к «актерам». Трехчасовое путешествие по жизни Анны закончилось, все вздохнули с облегчением, окружили Анну, благодарили за доверие, восхищались ее мужеством. Каждый делился своими личными переживаниями в связи с ее драмой, рассказывал о возникших по ходу ассоциациях и аналогиях, о похожих случаях из своей жизни. Те, кто сами подвергались насилию, подходили отдельно, обнимались с Анной, вместе плакали. Кто-то из них сказал:

— Ваша история — один к одному моя.

Другая отметила:

— А у меня — детали не совпадают, но чувства те же. Когда Вы хотели убить отца, я узнавала себя.

А вот что сказала еще одна участница:

— Анна, огромное Вам спасибо. Я впервые поняла, насколько моей дочери нужна моя поддержка, как ей важно, чтобы я ее выслушивала. Она не подвергалась насилию, но в ее жизни была ситуация, когда ей было очень больно, а я слушать не стала. Когда вернусь домой, обязательно постараюсь исправить положение.

Шеринг продолжался очень долго. Анна слушала, кивала, чувствовала себя увереннее и постоянно повторяла: «Я смогла! Я прорвалась!» Она еле сдерживала ликование.

В ту ночь Анна спала сном младенца. В оставшиеся до конца недели дни Анна активно участвовала в драмах других людей, а в двух даже сыграла роли. Она охотнее делилась своими чувствами и укрепляла приобретенную уверенность в себе.