l Допускаете ли вы, что мать просто забыла дать Жене денег “на завтрак” и он
подчинился вначале одному мотивационному вектору, а затем, по инерции, другому
(мотив — “иметь”)?
l Прокомментируйте поведение ребенка в ситуации кражи, исходя из теории Курта
Левина о полевом поведении.
l Согласны ли вы с объяснением мотива и цели своего поступка самим ребенком?
l В чем, на ваш взгляд, заключается суть психотерапевтической работы с Женькой?
Ситуативной? Глубинной?
l Ваше видение возможной психотерапевтической работы с семьей Женькиных
родителей.
ТРИ ВСТРЕЧИ
Татьяна Николаевна закончила урок, и теперь, уставшая, она сидит за столом, почти
автоматически прощается с детьми, группками и по одному покидающими класс. Сегодня было
пять уроков. Конец этой проклятой третьей четверти, которая, казалось, будет длиться вечно...
А впереди еще родительское собрание, неприятные объяснения с отцом Наташи и мамой
Володи, педсовет, педагогические чтения... Домой идти не хотелось. Затягивающийся ремонт
превратил их небольшую квартирку в хроническую свалку, то нет одного, то нет другого, батарея течет, новой нельзя ни купить, ни достать... Дочка уже вторую неделю кашляет, у мужа
опять командировка...
Татьяна Николаевна подошла к окну. По грязной мартовской улице, так и не узнавшей в эту
зиму снега, ветер нес обрывки бумаг, вздымал то здесь, то там вихри желтой, с песком, пыли.
Мальчишки, кажется, все тот же Володя Колесов и другие из параллельного класса устроили
соревнование: кто дальше бросит ранец и первым добежит до него. Они бегали туда-сюда, орали, кривлялись...
Она чувствовала, как всю ее захлестнуло раздражение. Покурить, что ли? Усмехнулась про себя:
“А еще национальный учитель!” Достала зеркальце, подышала на него: из маленького, в
серебристой оправе овала на нее смотрели какие-то чужие усталые глаза. Веки полуопущены, лицо блестело...
“Господи, да я же загнанная лошадь!” — промелькнуло в сознании. К горлу подступил комок, голову будто сжало обручем. “Нет, не буду распускаться”, — решила Татьяна Николаевна, но
опять к сердцу подкатила, нахлынула жалость. “Боже мой, а мне ведь только двадцать семь!
Чехов писал: лучший возраст женщины...” Она вспомнила, как три года назад пришла в школу, приняла свой первый в жизни класс. Милые, беспомощные дети, доверчивые глаза, чувство
огромной ответственности за них... И чувство гордости — от того, что сама — мать, что ей
доверили самое дорогое, что есть в жизни, — детей... Что же произошло с ней? Кто виноват?
Что делать? Эти роковые русские вопросы сами собой всплыли в душе.
Татьяна Николаевна рассказывала потом, что с головной болью добралась домой, не раздеваясь
легла на кровать и проспала почти до того времени, когда нужно было забирать дочку из
детского сада. Уложив ребенка спать, совершенно случайно включила телевизор на кухне и...
после
передачи
о психологическом консультировании решилась: “Ладно, пойду еще к психологу. Хорошо, что у
них
беседа
анонимная.
Может,
посоветует
что-
нибудь...”
Дверь приоткрылась.
— Можно к вам? — в проеме показалось миловидное, слегка встревоженное женское лицо в
обрамлении густых гладко зачесанных волос.
— Пожалуйста, проходите!
— С вами можно посоветоваться? — Молодая женщина подняла вопросительно брови и
смущенно улыбнулась.
— Да, я психолог-консультант, хотя меня учили ни в коем случае не давать советов.
— А что же вы делаете тогда?
— Консультирую.
— Но ведь консультировать — разве не советовать?
— Меня учили, что консультировать — значит помогать, оказывать психологическую помощь.
— И чем же вы можете мне помочь? Может, денег дадите или радиатор отопления достанете? —
в глазах посетительницы блеснули слезы.
Видно, дался ей этот радиатор и все, что с ним связано.
— Прошу вас, садитесь, пожалуйста.
Я представился, и повисла внезапная давящая пауза — будто что-то оборвалось.
Посетительница не отрываясь и не мигая смотрела в окно. Вечереющее небо ранних мартовских
сумерек было окрашено высокими розоватыми облаками. Приглушенно доносился привычный
шум улицы, из-под крыши деловито чирикали воробьи...
— Так чем же вы можете помочь? — вдруг повторила свой вопрос женщина и посмотрела мне
прямо в глаза не то что бы с вызовом, а скорее в раздумьи. Посмотрела оценивающе и в то же
время с недоверием. Пожалуй, все-таки во взгляде было больше сомнения, чем надежды, но
надежда все же была. Даже не надежда, а решимость довести начатое дело до конца.
— Чем могу помочь? — я задумался.
И в самом деле, чем может помочь психолог-консультант? Разве может он возвратить
утраченных близких? Вернуть оторванную на войне руку? Или любовь? А исправить
непоправимую ошибку? Да что там! Радиатор парового отопления, и тот я не смогу достать.
Самому, кстати, нужен. Так что же я могу? Все это промелькнуло в голове за какую-то долю
секунды, и я ответил:
— Я могу помочь жить.
— Жить? — женщина усмехнулась. — А если жить не хочется?
— Вам не хочется жить той жизнью, какой вы живете? — попытался уточнить я.
— Пожалуй, — и женщина взглянула на меня как бы со стороны.
— Пожалуй, — повторила она и снова задумалась.