Психологическая помощь: теория и практика

невозможно. Она избегает разговора или просто успокаивает нас с матерью тем, что, дескать, все будет хорошо. Ей об учебе надо думать, об институте, а она? А она, я скажу вам, как

взбесилась. Андрей и Андрей! Хоть бы Андрей этот был путевым парнем. Хоть бы студентом

там или уже зрелым человеком. А то...

Отец снова запнулся. Было заметно, что каждое слово давалось ему с огромным напряжением и

болью.

— Кто бы, вы думали, он? Помощник маляра. Двадцать два года, вернулся из армии, уже был

женат. Разведен, значит. Образования нет. Так, подхалтуривает на ремонте квартир. Вы только

поймите меня правильно. Я не против маляра. Маляр так маляр. Пусть бы и слесарь. Не в этом

дело. А в том, что он в двадцать два года уже разведен... В том, что он — никто! А Татьяна

способная же девочка, как ослепла. Как будто съела чего-то. Говорит: “Я без него не могу”. Как

это так “Не могу”? Я говорю: “Возьми себя в руки! У тебя же есть девичья гордость!

Достоинство! Ты же будущая мать, ты же — дочь моя”. А в ответ одно: “Все будет хорошо”. Вы

поймите, я теряю ребенка. У меня такое ощущение, что она уже не моя. Не мой ребенок. Чужая

какая-то...

Я понимал, что Алексею Гавриловичу прежде всего следовало помочь успокоиться. Но как это

сделать, когда человек в таком состоянии? Да и чем я мог быть полезен сейчас? Предложить

сигарету? Унизительно. Панибратство в духе бесед со следователем. Стакан холодной воды? Но

он же не женщина, а мужчина. Не годится.

В глаза бросались посеревшее лицо, покрасневшие глаза, руки едва заметно дрожали. Облик

Алексея Гавриловича даже отдаленно не ассоциировался с употреблением алкоголя. Наоборот, собеседник производил впечатление серьезного, обстоятельного человека, привыкшего все

взвешивать, обдумывать, а затем принимать решения. Я рискнул опереться именно на эту

личностную черту клиента.

— Погодите, Алексей Гаврилович, — я жестом попытался успокоить его. — Если можно, сориентируйте меня, пожалуйста, в том, что, собственно, случилось, произошло у вас с дочкой.

Влюбилась — это состояние. А вот конкретная ситуация...

— Ситуация, ситуация... — как эхо повторил собеседник. Видно было, что состояние аффекта, в

котором пребывал этот немолодой мужчина, препятствовало сосредоточению на нужных мыслях

и чувствах, заставляло колотиться сердце, предательски вызывало дрожь узловатых, привыкших

к труду рук.

— Ситуация такая, что между нашим телефонным разговором и сегодняшней встречей прошло

три дня. За эти три дня случилось вот что... Татьяна не пришла ночевать домой. Мы с женой

поехали к родителям Андрея. Через подружек узнали, где живут они. Там нам сказали, что

Андрей поехал на дачу. Мы — туда. Они — там. Спят. В одной постели... — Алексей

Гаврилович сжал кулаки.

— А дальше случилось то, что я стащил его, стащил ее с кровати, да так врезал обоим, что

ладонь заболела. И знаете, что меня поразило? Что Андрей даже не пытался Татьяну оборонять.

Любовь,

значит,

свою...

Ну,

что

мы с женой? Посадили дочку в машину и — домой. Мать с ней дома. А я вот у вас... Стыд и

срам... Позор... Позор... — он снова сжал кулаки. — Что делать?

— Значит, сейчас ваша Татьяна дома с мамой, — четко и громко проговорил я, впечатывая

каждое слово в сознание собеседника.

— Да, Татьяна дома с матерью, — Алексей Гаврилович выговорил эти слова медленно, словно

еще раз осознавая их смысл.

— Вот и хорошо, что дома, — я попытался подкрепить это осознание, подчеркивая слово

“дома”. Ведь “дома” означает в “безопасности”.

— Дома-то дома, — с горечью отозвался Алексей Гаврилович. — А если сбежит?

— Погодите, погодите! Давайте сначала останемся в настоящем времени, — предложил я. —

Она же с мамой.

Пришло время вывести клиента из состояния аффекта.

— Главное сейчас, что Татьяна дома, с матерью. А вы — выжили, и вот здесь, сейчас со мной.

Когда можно все спокойно обсудить, обмозговать, — я произносил эти слова как можно более

рассудительно и спокойно. Алексей Гаврилович именно теперь нуждался в психологической

поддержке, и я пытался найти нужные слова.

— Скажу вам прямо, — начал я, — если у вашей дочери такой отец, как вы, за нее можно быть

спокойным. Вы отстояли ее достоинство. Вы защищаете ее, переживаете за нее. Она же ведь

ваша дочь, ваша? — переспросил я. Он утвердительно кивнул головой.

— Значит, не сегодня, так со временем непременно все оценит. И оценит правильно. Ведь

насколько я уловил, Татьяна— девушка умная, одаренная, ведь так?

— Да, — согласился отец.

— Ну, а если и умная, и одаренная, да еще и в вас, наверное, пошла. Ведь решительная же? —

продолжал я.

— И азартна к тому же, — отозвался отец.

— Значит, в жизни не пропадет. — Я попытался расширить жизненное пространство

травматической ситуации.

— А теперь, — продолжал я, — расскажите, пожалуйста, немного о себе. Мне важно понять вас

как человека, и тогда, возможно, нам легче будет личностно анализировать и ваше поведение в

ситуации, и возможные реакции дочери.

Алексей Гаврилович как будто немного отошел. Не спеша начал рассказывать о себе. О том, как

работал на оборонном заводе, о своем позднем браке. О позднем ребенке. Рождение дочери