согласии. Чтобы не пришлось кому-нибудь из них искать спасения от собственного дома в
друзьях, в вине или даже в любви, как Татьяна.
Приведенная история представляет собой одну из типичных ситуаций в практике
психологического консультирования, когда в психологической помощи нуждается не только
человек, обратившийся за ней, но и вся семья, членом которой он является.
l Какова, на ваш взгляд, специфика описанной здесь семьи?
l Каковы причины фрустрации Алексея Гавриловича?
l Дайте вашу интерпретацию поведения Татьяны.
l Прокомментируйте возможную личностную типологию Зинаиды Степановны.
l В чем истоки возникшей конфликтной ситуации?
l Ваш ориентировочный прогноз относительно будущих отношений в родительской
семье Татьяны.
ЛЕРА
Двери кабинета медленно приоткрылись, и в проеме показалось миловидное женское лицо. На
нем — смешанное выражение смущения и настойчивости.
— Вы позволите? — посетительница неуверенно вошла, оставив двери приоткрытыми. Я кивнул
головой в знак согласия, приглашая. Женщина словно сомневалась. Но вдруг тихо и властно
позвала: “Лера!”
— Простите, я сейчас, — скороговоркой выпалила она, и через секунду почти втолкнула в
кабинет девочку-подростка лет четырнадцати-пятнадцати. После краткого обмена репликами
шепотом, девочка еще глубже натянула на голову вязаную шапочку и села в кресло возле окна.
— Вот, моя дочь, — во взгляде женщины, в звучании ее голоса читалась какая-то
недоговоренность, какой-то намек.
Тем временем я представился и снова перевел взгляд на девочку. Худая, высокая, на лице —
напускное равнодушие. Глаза ее матери смотрели на меня предостерегающе. Я еще раз взглянул
на Леру, затем на ее мать. Догадаться самому в такой ситуации о том, что происходит с ними, конечно же, невозможно. И я, начиная беседу и в то же время пытаясь сориентироваться в
происходящем, как бы отстраненно проговорил:
— Вы не сразу, наверное, решились...
— К психологу обратиться? — тут же откликнулась мать. — Да уж... — она вздохнула. — Ведь
вы же знаете, как люди все понимают. Им что психиатр, что психолог — один черт. По себе
знаю, что легче к экстрасенсу какому-нибудь обратиться, хоть и понимаешь, что он шарлатан, чем к профессионалу. Страшно. Да вот, добрые люди посоветовали обратиться к вам. Ведь вы
же не только с сумасшедшими работаете?
— Господь с вами! — воскликнул я. — Как, кстати, ваше имя-отчество?
— Вера Федосеевна.
— Очень приятно, Вера Федосеевна. Так, значит, страшно было обратиться к психологу?
— Конечно! Ведь как думаешь: поставит диагноз. Дочку — в дурдом. И все. На всю жизнь знак.
Что вы мне посоветуете?
— До советов нам с вами еще далековато.
Я устанавливал контакт. Ведь тот пласт сознания, который отвечает за принятие решений, часто
вовсе не отражает настоящих жизненных ценностей. Поэтому с размаха совет не очень-то и
дашь. Тем более, что часто как бывает: человек в сложном состоянии, в душевном смятении, а
это состояние изменяет картину мира, представление о себе самом. Так что чужой совет не
всегда бывает уместен применительно к душевным переживаниям.
Я постарался в нескольких словах сориентировать посетительницу в особенностях
психотерапевтического общения. А в это время поневоле с горечью думалось о том, что наше
телевидение, радио, газеты на протяжении последнего десятилетия отводили целые часы, полосы, месяцы пропаганде варварских, донаучных методов псевдолечения. Журналисты, не
стыдясь своего высшего образования, забивали людям головы чепухой про черную и белую
магию, глупостями о положительной и отрицательной энергиях, в то время как миллионы людей
нуждаются пусть в элементарных, но достоверных знаниях о возможностях психологической
помощи, о методах научной психотерапии хотя бы теперь, в конце ХХ в. Но куда там! Снова и
снова нам прокручивают одни и те же видеосюжеты об НЛО, о снежном человеке. Вновь и
вновь в прессе появляются сообщения об инопланетянах, о полтергейсте и других выдумках
неуравновешенных, а иногда и очевидно психически нездоровых людей. Те же, кому и в самом
деле требуется психологическая поддержка, достоверная психологическая информация, вынуждены довольствоваться разве что популярными книжками Владимира Леви да
скороспелыми переводами американских поделок, авторы которых уже давно вошли в тот
самый пресловутый рынок, к которому нас зовут нынешние идеологи...
А и вправду, что по силам психологу? Лекарствами он не пользуется. К пассам и заклинаниям
не прибегает. Что же остается? Слово? Но слово настолько девальвировало в ХХ столетии, что
вряд ли теперь обычный специалист может рассчитывать на столь уж высокий авторитет, придававший требуемый вес его словам. Остается одно: отказ от внешних авторитетов —
мифичных ли, мистических ли, социальных ли — и поиск в потаенных глубинах души
экзистенциальных ценностей, которые позволили бы самому человеку, самой личности, уловить, отыскать, выстроить те смыслы бытия, создающие, по выражению Павла Флоренского, условия
для “духовной ортопедии”. Искусство психолога-психотерапевта, высший уровень его