Прежде всего я постарался установить с девочкой доверительные дружественные отношения, пронизанные уважением и вниманием к ее жизненному миру, миру переживаний, мыслей, увлечений и опасений. Мы с Лерой открыли для нее возможность свободного обсуждения и
анализа любых вопросов, в том числе и относящихся к жизненным целям, будущему, отношениям с близкими, а главное — к особенностям и цене собственных реакций, поступков, которые должны нести прежде всего конструктивную, а не деструктивную функцию. Мало-
помалу в процессе развития рефлексии, т.е. умения рассуждать о себе и своих действиях, ценностях и смыслах поведения, Лера сформулировала вывод, что нежелание учиться в своем
классе, даже в своей школе вовсе не тождественно нежеланию учиться вообще. Более того, демонстративное поведение (а Лера теперь уже отлично понимала, что ее поступок был ярким
образом именно подобного поведения) может лишь оттолкнуть от нее серьезных и глубоких
людей и, наоборот, приблизить к тем, кто бравадой, манерностью, поверхностной
эмоциональностью маскируют собственную неспособность к настоящей содержательной жизни, наполненной глубокими чувствами, глубокими размышлениями и ощущением собственного
достоинства.
Месяца через два после нашей первой встречи Лера снова пришла ко мне с мамой. Ее волосы
немного подросли. Теперь она, худенькая, угловатая, напоминала подростка-мальчугана. Но
выражение ее лица было вовсе не мальчишечьим. Оно было спокойным, приветливым, лишь в
глазах угадывалась едва заметная грустинка. Конечно, трудностей оставалось достаточно. Это и
проблемы в семье. Кстати, в этот раз Вера Федосеевна больше говорила о муже, чем о старшей
дочери. Вставал и нерешенный вопрос о дальнейшем обучении. В свою прежнюю школу Лера
возвращаться не хотела. Пока что она занималась, так сказать, приватным образом: благодаря
помощи родителей и некоторых учителей. Но о дальнейшем систематическом обучении
задумывалась все серьезнее и серьезнее.
Потом было еще несколько наших встреч. Из разряда тех, которые называются
“поддерживающей терапией”. Психологический и жизненный кризис подростка был преодолен.
Позже я узнал, что третью и четвертую четверти десятого класса Лера закончила в другой
школе, потом устроилась уборщицей в поликлинике на половину рабочего дня. А еще через год
поступила в медучилище. Хорошо, что среди людей, стоящих на страже нашего здоровья, будет
работать чуткая и серьезная медсестра, которая тонко и глубоко ощущает ценность и уязвимость
каждой человеческой жизни.
В этом рассказе, как и во многих других, “за кадром” осталось существо психотерапевтической
работы. Однако внимательному взгляду профессионала ее довольно легко реконструировать уже
по первой встрече психолога с клиенткой.
l Сформулируйте ваше видение наиболее вероятной в описанном случае
психотерапевтической парадигмы и направления, использованных автором.
l Какие другие парадигмы или психотерапевтические техники могли бы предложить в
данном случае вы? Потребовалась ли вам для этого дополнительная информация о
личности клиентки или достаточно указанной в рассказе?
l Видите ли вы возможные дальнейшие направления психотерапевтической работы в
отношении
главной
героини
рассказа?
Какие?
l Кто, помимо Леры, нуждается в психотерапии из упомянутых в рассказе персонажей?
l Каковы шансы и вероятность успеха семейной психотерапии в данном случае?
l Могли бы вы предложить свой вариант инициирования подобной работы с
персонажами рассказа?
ВЛАДИК-БИЗНЕСМЕН
— Где у вас можно протестироваться? — на пороге психологической консультации стоял
симпатичный молодой мужчина, хорошо одетый, с кожаным кейсом в руках. — Любопытно
мне, что я собой представляю на самом деле, — он улыбнулся обаятельной улыбкой и
добавил: — А вдруг придется на работу в престижную фирму устраиваться? Я слышал, теперь
компьютерную диагностику применяют. Надо подготовиться.
Пригласив его зайти, я поручил сотруднику поработать с клиентом. Когда Владик (он
представился именно так и попросил, чтобы к нему обращались запросто, по имени) пробежал
глазами расшифровку психограммы, вышедшей из-под ленты стрекотливого принтера, его
взгляд не выражал ничего, а равнодушный тон голоса только усилил впечатление отчуждения, вдруг возникшего между нами.
— Ну, шеф, — приятным баритоном начал он, — такое можно написать о каждом. Что же тут
такого особенного? — Он держал в руках распечатку и читал вслух: “Интеллект в пределах
нормы... Недовольство отсутствием или недостаточностью признания, озабоченность своим
престижем... Способность хорошо вписываться в роль...” Такое можно сказать о ком угодно, —
повторил он, с некоторым вызовом глядя мне в глаза.
— Вот как! — ответил я одной из тех ничего не значащих фраз-заготовок, которые
предназначались скорее для поддержания разговора, чем для развития контакта.
— И надо же мне было почти целый час уродоваться с вашим компьютером ради этих
банальностей. Почти как гороскоп. Годится на все случаи жизни.