Психологическая помощь: теория и практика

профессиональной подготовки состоят именно в том, чтобы суметь построить такое открытое, безоценочное, целебное общение, в котором клиент, чувствуя себя в полной безопасности, смог

бы на время опереться на психолога в поисках смысловой опоры в жизни. Ведь слишком уж

быстро рушатся искусственные авторитеты, и не так-то просто отыскать настоящие ценности.

Это психотерапевтическое общение зачастую и является тем могущественным средством

психологической помощи, тем горнилом, в котором расплавляются окаменевшие понятия, размягчаются твердые убеждения или прочные предрассудки и выковывается новая сердцевина

личности, тот стержень самобытия, самостояния человека, без которого так легко оступиться и

упасть, потерять себя в вихре повседневных тревог, соблазнов, стрессов и ожиданий.

Но возвратимся к Лере и ее маме.

— Скажите, — женщина посмотрела на Леру, — что мне с ней делать? Пусть учится в школе

или пусть бросает?

Лера при этом подняла голову и с притворным вниманием принялась изучать потолок. В моих

мыслях промелькнули возможные варианты отношений дочери с матерью, тип семейных

отношений, личностный тип матери, вид и степень акцентуации подростка...

Понимая, что задавать вопросы, даже самые общие — не лучший способ для начала

консультативной беседы, я просто отметил очевидное:

— Такое впечатление, что у вас происходит нечто, что больше беспокоит вас, чем Леру.

Девочка в это время равнодушно отвернулась к окну. Настораживала взвинченность матери. Я

понял: если срочно, сейчас же, не структурировать ситуацию, между моими посетительницами

вспыхнет ссора и никакой консультации не выйдет. Как же быть? Попросить Леру выйти, а с

матерью побеседовать? А если девочка просто уйдет? Поступить наоборот? А если это еще

больше обеспокоит и так расстроенную женщину?

— Вот что, — сказал я, обращаясь сразу к обеим. — Я боюсь, что вы сейчас разругаетесь здесь

и мы не сможем нормально поговорить. А мне очень бы хотелось найти с вами

взаимопонимание.

Я выделил голосом слова “очень бы хотелось” и “мне”.

— А вам-то что? — вдруг спросила Лера.

— Это моя работа. А я привык свою работу делать хорошо, — спокойно ответил я, глядя ей

прямо в глаза.

— Ваша работа — взаимопонимание находить? — криво усмехнулась Лера.

— Пломбы ставить, — очень спокойно и очень серьезно ответил я.

— Как это? — не поняла девочка.

— Да вот, у вас с мамой кариес целую дырку выел в отношениях ваших. Знаешь, что по-

гречески “кариес” означает? Гниль. Так что лечить надо. Чистить, пломбировать.

Обе — и мать и дочь — опустили головы. Вроде бы, пусть частичный, но контакт установлен.

Спасительные метафоры! Один из универсальных ключиков к человеческому сознанию и

подсознанию.

— Сначала, вероятно, неплохо было бы хотя бы сориентироваться в том, что происходит с вами, между вами. Согласны?

Обе утвердительно кивнули.

И в самом деле, для такой начальной ориентировки, для того, чтобы разобраться в том, что

происходит с Лерой, нужна была информация, по крайней мере о семье. Полная ли семья, есть

ли еще дети, дедушка, бабушка? Какие взаимоотношения в семье?

Из беседы все больше и больше прояснялось, что семья Веры Федосеевны дисгармонична.

Каждый в ней предоставлен самому себе, эмоциональные отношения лишены близости и

теплоты и характеризуются тем, что точнее можно назвать не общением, а взаимоотношением.

Отец Леры занят исключительно собственным автомобилем и добыванием денег. Дома бывает

недолго, часто “под мухой”. Его отношения с детьми, которых трое, носят поверхностный, формальный характер. Чтобы спасти семью от распада, Вера Федосеевна два года назад родила

третьего ребенка — мальчика, здоровье которого требует постоянного внимания.

Как правило, когда слушаешь подобный монолог, точнее, нечто большее, чем монолог, скорее

исповедь клиента, тяжело оставаться отстраненным, укрывшись за профессиональной позицией.

Поневоле ловишь себя на том, что начинаешь идентифицироваться с состоянием, чувствами

клиента, сопереживаешь ему, как бы раздваиваясь на собеседника и в то же время —

специалиста-профессионала. Эту особенность психотерапевтического общения выдающийся

психолог современности Карл Роджерс называл эмпатическим слушанием. Да, непростое это

дело — эмпатичное слушание. Сопереживать и в то же время не сливаться с собеседником в его

переживаниях, а, наоборот, хранить собственную позицию. Годы и годы профессионального

обучения, опыт беспрестанных встреч-консультаций с разными людьми... А все же ловишь себя

иногда на мысли, что выпал из сугубо профессиональной позиции балансирования между

ощущением состояния клиента и в то же время стремлением отрефлектировать специфику этого

состояния, постичь жизненный мир незнакомого человека. Вот и здесь я поймал себя на том, что

стал поневоле сочувствовать Вере Федосеевне, когда она, жалуясь на супруга, вдруг нервно

стала искать носовой платочек и, извинившись, на какое-то мгновение отвернулась, чтобы

привести себя в порядок. Но сочувствие не всегда именно то, чего от меня ждут и что от меня

требуется. Это как в хирургии. Конечно же, человеческое страдание вызывает сочувствие. Но от