Психологическая помощь: теория и практика

как будто прищурился. Потом неожиданно быстро сел в кресло, вытянул ноги и сказал:

— Ладно, психолог — не уролог. Больно не будет.

— Вы сейчас пытаетесь себя успокоить.

Моя реплика прозвучала полуутвердительно-полувопросительно. Наши глаза опять встретились.

K этому моменту я уже расслабился и в то же время сосредоточился на клиенте. Я уже ощущал

знакомое рабочее состояние, когда мимика, жесты, суждения, чувства другого человека, клиента, воспринимаются в едином целостном ансамбле, отражающем своеобразие и

уникальность неповторимого человеческого существа. По-видимому, на моем лице отразилось

что-то такое, что позволило сидящему рядом человеку отказаться от неуместной, хотя и

понятной пикировки, и Владик каким-то совершенно иным тоном, гораздо тише и спокойнее, ответил:

— В общем, наверное, да.

Эти “в общем” и “наверное” говорили о многом. Например, о внутренней борьбе, о сомнениях.

Или о прорывающемся в сознание желании наладить контакт с психологом. Но главное для

меня было все же в самом чувстве беспокойства, о котором говорил клиент. А может, точнее, это чувство говорило о себе устами человека. И я обратился непосредственно к нему, к чувству.

— Что вас больше всего заставляет беспокоиться именно сейчас? Сейчас, когда мы с вами

пытаемся найти пути друг к другу?

— А я могу задать вам такой же вопрос? — поинтересовался клиент.

— Простите, как все-таки ваше отчество?

— Петрович, — нехотя ответил Владик.

— Владислав Петрович? — уточнил я. Он кивнул головой.

— Видите ли в чем дело, — продолжал я. — Конечно, вы вправе задать мне любые вопросы, начиная с вопроса о том, что меня беспокоит и заканчивая вопросом о том, верю ли я в

астрологию, но, в сущности, все такие вопросы, вопросы, которые не относятся к вам самим, будут проявлением одного и того же феномена, с которым мы столкнулись сегодня, с первых

минут нашей встречи. И который, возможно, еще долго будет сопровождать нас в нашей

совместной работе. Если вообще ее не сорвет.

— Что за феномен? — спросил Владислав. И тут же добавил:— Надеюсь, последний вопрос —

уже из другой оперы.

— Вряд ли, — спокойно ответил я. — Этот феномен называется психологической защитой “Я”, иначе говоря, сопротивлением. Сопротивлением психотерапевтическому воздействию.

— Сопротивление? — Владислав задумался. — А что же я защищаю? — он с любопытством

поглядел на меня.

Однако я уже включился в работу по-настоящему и, не позволяя клиенту втягивать меня и

дальше в свои защитные игры, проговорил:

— Правильно ли я понимаю, что сейчас, когда мы с вами пытаемся наладить друг с другом

контакт, вас больше всего беспокоит вопрос защиты, или, если хотите, неприкосновенности

вашего

собственного

“Я”?

Да

или нет?

— Нет.

— Что же тогда?

— Не знаю.

— Сказать, каким защитным механизмом пользуется ваше подсознание? — спросил я после

короткой паузы доверительно и как-то буднично, даже чуть отстраненно.

— Каким?

— Механизмом отрицания, открытым еще Зигмундом Фрейдом.

В наступившем молчании было видно, как явственно, прямо на глазах менялось выражение

лица собеседника. Мышцы лица разгладились, ушло напряжение, губы полураскрылись. Глаза

как-то потухли. Вся фигура клиента обмякла, ссутулилась. Потом он откинулся на спинку кресла

и через некоторое время хрипловато произнес:

— Устал чертовски.

Я ждал.

— А к вам пришел Бог знает зачем. Слышал от кого-то, что снимаете стресс, да? — Я едва

заметно кивнул.

— Ну вот, собственно, и все. Черт его знает, что такое. Как-то не заладилось все. Вы понимаете?

Я вновь едва заметно кивнул.

— Курить можно? — рука клиента непроизвольно потянулась к карману.

— Курите.

Я видел, что Владислав Петрович разнервничался не на шутку. Правил без исключений не

бывает. Пусть заслонится от психолога лучше дымом, чем рассуждениями. Несколько раз

крутнув колесико зажигалки, он глубоко затянулся и произнес, глядя в окно.

— В общем, темнить не буду. Скажу прямо, по-мужски. Сможете помочь — помогите, не

сможете — скажите откровенно. — Он еще раз глубоко затянулся. — Вот со мной что. Стыдно

сказать. Не знаю, в общем, с чего начать. Влюбился я. Как мальчишка. И это при живой жене, при любовнице... — он запнулся. — Понимаете, какое дело? Перед глазами стоит —

и все тут. Не могу без нее. Но даже не в этом сложность. А, в общем, как сказать...

Он снова запнулся и сделал затяжку.

— Понимаете, что? Сказать кому — засмеют. Ну, о том, что я пробовал запить это дело, к

экстрасенсу ходил, к бабке ездил — яйцо мне по животу катала... Об этом даже говорить не

буду. Обхохочетесь. Другое меня мучает. Понимаете, когда я думаю о себе рядом с ней... Когда

о ней думаю... Я настолько остро ощущаю свою, как бы это сказать... — он раздавил сигарету о

пепельницу, — ненастоящесть, что ли? Вроде я весь насквозь фальшивый, искусственный, вы

понимаете? Вроде синтетический я. Жесты, мимика, слова, поступки... Такое ощущение, что

я — это не я, вы понимаете? Вот и эта психограмма. Как у всех...

Теперь в его взгляде читалось отчаяние затравленного человека и одновременно надежда.

— Да, в общем, я действительно не знаю, как и что рассказать... Просто... Вы понимаете, я