Психологическая помощь: теория и практика

неосознаваемые желания, мотивы, влечения и потаенные смыслы. Было над чем задуматься.

Ведь моя профессиональная компетентность, между прочим, предполагает в том числе и умение

избегать вовлечения в неоговариваемые психологические игры клиентов, потакания их

манипуляциям с другими людьми и с самими собой. Просто услышать сказанное и понять его

подлинный смысл — не одно и то же. Так же как понять, что говорит человек — далеко не

всегда тождественно пониманию самого человека в его сущности, то ли выраженной, то ли

скрытой за произнесенными словами.

Все обдумав, я вынужден был сказать самому себе, что не вполне понимал клиентку. Я видел, чувствовал, осознавал, что ей плохо. Что она по-своему страдает, но мне было непонятно, ради

чего она обрекала себя, как мне показалось, совершенно сознательно, на все эти мучения —

неужели только ради денег? Непонятно. А ведь подлинные мотивы очень часто скрывают в себе

движущие силы переживаний.

Глядя клиентке прямо в глаза, я честно сознался:

— Боюсь, я вас не вполне понял. Вот что я от вас услышал: вы хотите жить с человеком, которого вы не хотите. Это так?

Стелла Филипповна ответила вопросом.

— Прошу прощения, сколько вам лет?

Я оставался совершенно серьезным:

— Вы считаете меня недостаточно взрослым для обсуждения жизненно важных вопросов?

Стелла Филипповна некоторое время о чем-то размышляла. Затем сказала:

— Хорошо. Попытаюсь быть более откровенной.

Я кивнул головой в знак понимания и согласия.

— Не знаю, с чего начать, — дама явно колебалась.

В такие минуты следует поддержать клиента в его стремлении быть открытым с самим собой. И

весьма немаловажно при этом делать акцент на том, что в установлении честных, бескомпромиссных отношений с самим собой не может быть никакого принуждения, никакого

давления. Мне думается, важно помочь клиенту осознать одну простую вещь: наиболее полезной

личностной позицией в подобных ситуациях может явиться позиция свидетеля. Именно так: не

прокурора и не адвоката, а свидетеля. Возможно, свидетель и не всегда ясно понимает, что

происходит у него на глазах. Ведь истинные причины и смысл событий могут быть скрыты. Но и

просто увидеть, так сказать, открытыми глазами, что происходит, да еще и описать это как

можно точнее — очень и очень немало для того, чтобы потом, отстранившись от

непосредственного созерцания событий, уяснить их динамику, разглядеть то, что скрыто за

внешними эффектами, и, возможно, составить представление о возможных движущих причинах

событий.

Ощущая и понимая борьбу мотивов клиентки и в то же время пытаясь помочь ей избежать

ненужного обострения защитных механизмов сопротивления, которые именно на начальных

этапах консультативной и психотерапевтической работы могут весьма осложнить ее течение, я

высказался примерно так:

— Стелла Филипповна, поскольку с первого взгляда почти никогда невозможно определить, что

в самом деле главное, что менее важно, а что, в сущности, совсем неважно, не имеет никакого

значения, с чего именно вы начнете. Это как распутывание клубка. Вначале ведь совершенно

неважно, за какую ниточку потянешь. Это потом уже проясняется, что к чему.

Клиентка благодарно улыбнулась.

— Ладно. Тогда я и начну с того, что очень не люблю вязать. Хотя вяжу прекрасно. Это у меня с

детства. От мамы. Кстати, мама моя была, все это, конечно, до революции еще происходило, да... Так вот, мама была одной из лучших портних в Киеве. Как тогда говорили, модисток.

Своей мастерской у нее не было, но люди знали, какой она была мастерицей и приносили ей

заказы на дом. А мама не только на удивление чудесно шила, по самым модным тогда

выкройкам, — тогда ведь, кстати, пошить платье было совсем не то, что теперь. Очень сложные

модели — выточки разные, всякие там сборки, манжеты... Она также прекрасно вязала. Я

помню ее “Зингер”, дореволюционные журналы мод, тончайшие, просто удивительные кружева, которые она вязала. Потом, после гражданской войны, когда я уже родилась, — а я у мамы была

четвертой дочерью, — мама, конечно, не могла уже работать, как раньше. Сами понимаете, советская власть, дом отобрали, оставили комнату и кухню. Один ребенок умер от тифа, другая

сестра в голод погибла. А там — отца забрали...

Но я знаю одно: выжили мы только благодаря маме. На ее иголочке. Не на тех фабричных

заработках и пайках, что иногда давали ей, а на ее бессонных ночах, на воспаленных от

постоянного напряжения глазах мы выжили. Стрекотание ее “Зингера” я помню и в тридцать

третьем году, и в тридцать седьмом, и в сорок третьем. Да что говорить! Войну пережили

благодаря маме. Золотые руки, золотая душа!

Стелла Филипповна вздохнула. Время продолжало свой неумолимый бег, и мы договорились с

ней таким образом: она будет приходить ко мне трижды в неделю на полтора часа на

протяжении месяца. За это время мы попытаемся сориентироваться в том, что происходит с ней, и принять решение о возможных перспективах курса психотерапии.

Уже первая беседа показала, что в сложном переплетении чувств, мотивов, отношений, семейных и внесемейных связей, в которые была погружена клиентка, невозможно было