Психологическая помощь: теория и практика

разобраться не то что за одну, но и, наверное, за добрую дюжину встреч. С каждой минутой, по

мере того как длился разговор, становилось все яснее и яснее, что здесь необходима длительная

психотерапевтическая, точнее — даже реконструктивная, чтобы не сказать, психоаналитическая

работа.

И такая работа началась. С каждой нашей встречей в Стелле Филипповне происходили едва

заметные перемены. Уже остались позади долгие тяжелые минуты и даже часы напряженного

молчания, приступы обиды и немотивированной агрессии, слезы беспомощности и отчаяния, недоверия и разочарования. Прошли мы уже и стадию резонерства, когда человек беспрестанно

ищет все новые и новые доводы для своих поступков и действий, и вот где-то в конце нашей

одиннадцатой встречи, пока Стелла Филипповна уже привычно и как-то запросто сидела в

кресле, отвернувшись к окну, а я, как и прежде, расположился у нее за спиной, она промолвила

раздумчиво и горько:

— Антон Владимирович, вчера накануне нашей сегодняшней встречи, я полночи не спала.

Думала... О вас. И о себе. Думала: что меня сюда тянет? А ведь тянет. Вы же со мной почти не

разговариваете. Да и вообще, я же вас не вижу. Только и того, что здороваемся да прощаемся.

Но, знаете, все-таки тянет. Неужто, думала, психология? Да нет, с другой стороны, думаю, не

может быть. Глупости вся эта ваша психология. Какая там психология, когда жизнь-то уже

прожита. Дожить бы ее еще надо. Дожить бы как-то, потому что и так напрасно прошла. Ни для

кого. А потом — додумалась таки. Вы знаете на кого похожи? На первого мужа моего. На того, за которого я самый первый раз замуж вышла. Сорок лет назад он был таким же высоким, спокойным, в очках. Кстати, не курил. Влюбилась я тогда до одури. Без памяти влюбилась. А

ведь знаете, как оно бывает: я к нему — он от меня. Я — к нему. Он — от меня. Нет, не избегал, конечно, а так отстраненно, как вот вы сейчас со мной. А был он тогда молодым журналистом, стильным таким парнем. Помню, куплю газетку, а там — материал с его фамилией. Сердце так

и забьется. Я ведь и сама была девица хоть куда. Итак, мое самолюбие взыграло. Заело просто.

“Нет, — думаю, — будешь ты мой, хоть в самой “Правде” печатайся”. Не знаю уж, что там

такое со мною было тогда, но тянуло к нему, как в водовороте. Сейчас уже мне кажется, после

бесед с вами, — так как-то открылось мне, — что, возможно, внешне это было обусловлено тем, что отец у меня был человеком очень интеллигентным, рассудительным и талантливым.

Инженер-железнодорожник. День и ночь на работе. С нами, с детьми, редко удавалось ему

побыть. Мы всегда скучали по нему. А меня, как меньшую, он выделял как-то. Теперь-то я уже

догадываюсь — какая-то неуловимая тоска по отцу, любовь к нему, которая не нашла выхода

для себя, ведь его арестовали, так и погиб — вот это чувство примешивалось к восхищению

Михаилом. Я, видите ли, недотрогой была. Считала, что замужество — глупости. А потом

смотрю: одна подруга вышла замуж, другая... Годы-то бегут... Да что говорить! Все это очень

сложно. Теперь-то я понимаю... И вот что должна я сама себе сказать: тогда Михаил то ли был, то ли стал для меня воплощением всего мужского в жизни: силы, надежности, рассудительности, ума. Теперь-то я понимаю, что тогда я ощущала себя рядом с ним девчонкой-дочкой, к тому же

ревнивой дочкой, с такой боязнью, знаете, именно с боязнью, чтоб он не бросил меня. Ведь я же

самая-самая... Смесь детской самоуверенности и женского самолюбия. Кстати... — Стелла

Филипповна помолчала, — не кажется ли вам, что и сейчас, в наших с вами отношениях

происходит нечто весьма похожее, срабатывает тот же механизм притязаний к вам, как и тогда, в юности... Неужели эти детские переживания... Я имею в виду мои прерванные отношения с

отцом... Неужели они могут так впечататься в жизнь и судьбу...

На этот раз мы со Стеллой Филипповной сошлись на том, что наши встречи продлятся еще по

крайней мере месяца два, причем по прежнему расписанию: четыре раза в неделю. Прощаясь

она сказала:

— Чем больше я общаюсь с вами, тем больше мне кажется, что жизнь моя — захватывающий

детектив. Куда там Агате Кристи, разве только убийства не хватает, — она невесело

улыбнулась, — жаль только, что я так поздно решилась его прочитать.

Между тем, зима мало-помалу стала подаваться, и дыхание весны чувствовалось все заметнее.

Вот и в этот день, когда Стелла Филипповна пришла в очередной раз, веселое чириканье

воробьев и стук звонких капель с крыш громко и бесцеремонно напоминали о неуничтожимости

весны и всего живого, о том, что... Впрочем, о чем только не напоминает чудесный

предвесенний день.

Когда же я увидел опухшее от слез лицо Стеллы Филипповны, мое настроение резко

изменилось.

— Что случилось? — поневоле вырвалось у меня, прежде чем я успел настроиться на

психотерапевтический сеанс.

— Ни... ничего не случилось, — едва сдерживая слезы, не сразу ответила Стелла Филипповна и

вдруг разрыдалась так сильно, с таким надрывом и отчаянием, что я едва сдержался, чтоб не

броситься к ней с утешениями и с холодной водой в стакане.