абсолютно ясно вижу, что я ей со своими деньгами, возможностями... В общем, я ей, такой, какой я теперь есть... не нужен. Даже не так... — чувствовалось, что Владиславу Петровичу
говорить тяжело. Он то и дело останавливался, чтобы собраться с мыслями, подыскать нужное
слово. Было видно, что он, хотя и обращался ко мне, говорил сам с собой, как бы всматривался
в самого себя.
— Понимаете, после встречи с ней я вдруг ясно увидел, что все то, чем был занят последние
годы, чем жил — не мое. Главное, весь этот мой бизнес, — он криво усмехнулся, — в ее глазах
не прибавил мне абсолютно никакой ценности. Ну, заработал я денег. Ну, купил дом. Еще
строю. Автомобиль купил один, второй. Мебель там... Но, понимаете, после встречи с ней я
понял, что все это — вовсе не предмет гордости. Как вам это объяснить? Все это — не я. Просто
приняли меня в дружную компанию. Ну а там — закрутилось. А потом — она... Мне, собственно, что непонятно? Я, в принципе, могу позволить себе купить ту любовь, что за деньги
продается. Я доступно выражаюсь? Ну вот. А эта... Эта меня насквозь просветила и увидела
меня... Да что там... Я сам себя в этом свете увидел таким, каким, в общем-то, я был и есть...
Ничтожеством... Понимаете, что мучает? Я наворотил на себя кучу обязанностей, забот, дел, отношений... зачем? Знаете, что она сказала? “Ты, — говорит, — хочешь казаться
значительным. Из денег набивные мышцы себе приделал”. Да, дело, в общем, и не в этом
тоже, — продолжал Владислав. — Сколько стоит любовь моей жены, мне давно уже ясно. Пара
сотен долларов в месяц — и ее любовь обеспечена. И забота, и приветливость, и ласка.
Любовница — чуть дороже, как водится. Но, сами понимаете, это — не принципиально. А
здесь...
Он долго молчал, затем вынул сигарету и, не зажигая, продолжал тихо и раздумчиво.
— А здесь... Здесь — совсем другое. Здесь я почувствовал это: как будто что-то живое и по
живому прошло. Понимаете, по живому. И больно, и сладко. И невозможно одновременно.
Страшно подумать, что этого могло бы не произойти. Я просто жил бы и не догадывался, что
такое бывает... Вы спрашиваете, что беспокоит больше всего. Как жить дальше — вот что
беспокоит. Как? Мне страшно, понимаете? Я стал бояться, что жизнь даром пройдет, ни для
кого. Я ясно выражаюсь?
Он смотрел на меня широко открытыми глазами, в расширенных зрачках отражались горящие
по углам комнаты светильники. Белело лицо, покрывшееся матовой бледностью.
— Тоска заедает. Ничто, буквально ничто не мило... Чувствуете, как заговорил? — он виновато
усмехнулся. — Такое ощущение, что сейчас не я, а оно, нутро мое с вами говорит. Не поверите, даже плакал по ночам. Проснусь, лежу, думаю, а тут как подопрет — слезы так и душат. И, главное, никому не расскажешь — засмеют же... Козлы...
Последние слова он выговорил с такой ненавистью и горечью, что у меня екнуло сердце.
Человеческая боль, в какой бы форме она ни проявлялась, время от времени пробивает любое
профессиональное отстранение.
— Что делать, шеф?
Вопрос Владислава, тот, которого я подспудно ждал, прозвучал все же неожиданно. Так уж
повелось у нас, что с легкой руки то ли революционных демократов, то ли малообразованных
талантов-самородков мы привыкли тяжелые непереносимые вопросы бытия, его смысла и
содержания переиначивать в простые. И вместо ужасного “чем жить?” задаваться ложно-
спасительным “что делать?” Вместо честного библейского “куда идешь?” подыскивать
извинительное “кто виноват?” Вот и сейчас. Что ответить этому тридцатичетырехлетнему
человеку? Что в таком состоянии делать что-либо бессмысленно? Что надо задаваться не этим
вопросом, а тем, который на самом деле его мучает, — чем жить? Что он далеко не сразу сможет
найти, если вообще станет искать, ответ на этот действительно роковой вопрос. Как сказать ему, что в любом случае плата за выбор судьбы столь высока, что самое простое — не делать ничего
и продолжить свой путь по накатанной колее, отнесясь к посетившему его чувству как к простой
эмоциональной травме?
— Что делать, — сказал я, — не ваш вопрос. Это мой вопрос. Ваша проблема — в другом.
Какую жизнь вы хотите прожить, кем стать, с кем жить. У вас сейчас есть шанс. Как и каждый
шанс, ваш ничем не обеспечен и мимолетен. Это — мгновение вашего бытия. Давайте с вами
договоримся так. Вы попытаетесь сосредоточиться на том, что для вас, в сущности, наиболее
важно: семья, бизнес, любовь, поиски вашего подлинного “Я”, эта женщина или то, чем и для
чего лично вы хотите жить. Если решитесь сделать свой выбор, я возьмусь помочь вам на вашем
пути, каким бы ваш выбор ни был. Если вы решите, что надо жить прежней жизнью, я вас
поддержу. Если вы решитесь переменить жизнь, я помогу вам в вашем саморазвитии. Если вы
не решитесь ни на что, я избавлю вас, по крайней мере на первое время, от острого страдания.
Если вы, наконец, соберетесь с духом, чтобы разобраться в себе самом, можете на меня
рассчитывать. Я буду ждать вашего звонка.
На этом мы попрощались. Больше он ко мне так и не пришел.