Но в 1945 году все это скопище было преобразовано в крупную, хорошо управляемую организацию с четкой структурой. За три недели до капитуляции Японии УВИ наконец-то подготовило официальный указатель своих пропагандистских «директив» – иными словами, официальное руководство, в котором говорилось, какими видами пропаганды надо заниматься, а какими – нет. Заморские отделения стали работать на коротких волнах метрополии. Укрепилась дисциплина среди сотрудников. Методы стали более точными. Под руководством капитан-лейтенанта, доктора медицины Александра Лейтона, который был также психиатром и антропологом, для анализа боевого духа японцев и немцев были разработаны специальные методики. Сравнимые, но совсем иные методы для Европы были созданы сотрудниками Гарольда Лосевела. Офицером, который контролировал соблюдение режима секретности и подписывал все важные приказы, был назначен эксперт по пропаганде Леонард Дуб.
Были четко определены условия сотрудничества с военными. Военный департамент, действуя через G-2, восстановил отдел психологической войны под названием Отдел пропаганды. Им командовали, один за другим, подполковник Джон Б. Стенли, подполковник Брюс Батлс и полковник Дана У. Джонстон. Новый отдел не проводил никаких операций, но осуществлял связь между Военным департаментом и УВИ и УСС в вопросах политики. Он представлял одну половину Объединенного комитета начальников штабов (соответствующий морской офицер из похожего отдела представлял другую) на еженедельных планерках УВИ. Военные проблемы психологической войны были улажены таким образом, все театры военных действий считались автономными, и взаимоотношения того или иного театра УВИ или УСС определялись его командованием. Оно же решало, как ему использовать оба этих учреждения. УСС и УВИ миновали период соперничества и регулярно консультировались, чтобы не мешать работе друг друга. Для обеспечения секретности шифровок связи и проведения обманных операций у них имелось достаточно квалифицированных сотрудников.
Основная работа разворачивалась на театрах боевых действий. На одних театрах ею непосредственно занимались офицеры штабов под непосредственным наблюдением командующего, а УВИ служило лишь источником материалов. На других сотрудники УВИ проводили пропаганду практически независимо от командования. В Европе УВИ работало совместно с УСС, а на Китайско-бирманско-индийском театре – независимо от него. В одном районе УВИ работало вообще без помощи УСС, поскольку генерал Макартур категорически отказался пускать сюда стратегические службы. (Тем не менее сотрудники УСС все-таки проникли на этот театр – им помогло командование ВМС. Они прибыли в Сайпан на военных кораблях.) В районе действий войск Макартура передатчики пропагандистских учреждений работали на местных стандартных волнах; их передачи враг мог слушать без проблем. Соединения, оборудованные громкоговорителями, подходили прямо к линии фронта. Наземные и авиационные боевые соединения снабжались листовками, когда это было необходимо. Сотрудники пропагандистских учреждений шли сразу же за наступающими войсками, размещали на освобожденной территории информационные будки и объясняли населению, почему их не могут сразу же обеспечить всеми четырьмя свободами, трехразовым питанием и новыми ботинками, которые, как они полагали, были обещаны им американским радио.
Об этих военных учреждениях лучше всего расскажут описания их операций, ибо именно их работа определила – в пределах современного опыта – американскую военную доктрину в отношении психологической войны на театрах боевых действий. А в заключение своего обзора психологической войны я хочу назвать три главных урока, которые можно извлечь из опыта Второй мировой войны. В годы Первой мировой ответственные чиновники или просвещенные граждане, скорее всего, еще не заметили этих уроков, а может быть, тогда они еще не проявились так явно, чтобы их можно было заметить.