Психологическое консультирование. Помогаем строить отношения с жизнью

У нас, конечно, в этом смысле все не так строго, но все же очень нежелательно, чтобы между психотерапевтом и его клиентом существовали дружеские или приятельские отношения. В идеале они вообще не должны быть знакомы. Принципиальнее всех в этом смысле психоаналитики.

В связи с этим хочу вспомнить рассказ одной уважаемой коллеги-психодраматистки по имени Марина об одном ее опыте с коллегой-психоаналитиком.

За несколько лет до описанного Мариной случая она была в Австрии на психологической конференции, и под конец этого мероприятия его участники пошли теплой компанией коллег попить кофе с пирожными в Венское кафе в центре города. Беседа за капучино прошла весело и непринужденно, коллеги пожелали друг другу успехов и, довольные, разъехались по домам – каждый в свою страну.

Прошло три года. Марина пришла на обучение в группу Питера – известного психоаналитика из Германии, приехавшего проводить в России свою заявленную программу. Ей было особенно интересно поучаствовать в его группе, поскольку Питера Марина помнила как милого и интеллигентного человека, с которым они весьма приятно беседовали три года назад в теплой компании участников Венской конференции.

Настал долгожданный день занятий. Питер в неброском, но дорогом костюме вошел в аудиторию, обвел ее глазами. Он с удивлением остановил свой взгляд на Марине, и она ему улыбнулась – как старому знакомому. В ту же секунду Питер извинился и вышел из аудитории, объявив перерыв. К Марине подошел организатор мероприятия и смущенно пробормотал, что вынужден вернуть Марине деньги за обучение, потому что она не может участвовать в данной группе по причине того, что у нее с Питером в Вене три года назад «был социальный контакт».

На этом примере мы можем понять, насколько свято коллеги-психоаналитики до сих пор чтят традиции своих предшественников – жрецов, магов и кудесников. Состоявшийся «социальный контакт», даже если он был всего один раз и даже в присутствии других людей, навсегда перечеркивает для человека возможность терапии у данного психоаналитика. Более того, присутствие после «социального контакта» не допускается не только в терапевтической группе, но и даже в учебной, как в только что описанном примере!

Психоаналитики, как мы уже говорили, особенно строги и непоколебимы в этом смысле. Они – действительно особая «жреческая каста» в психотерапии, которая не подлежит смешению ни с одним из ее направлений. И жизнь у них, безусловно, довольно сложная. Представляете себе, как трудно находиться в обществе, где каждый социальный контакт неумолимо сокращает твою потенциальную клиентуру! Спасает только долгосрочность психоаналитического метода, рассчитанного как минимум на несколько лет, иначе коллеги-психоаналитики рисковали бы остаться без работы по причине их внутрипрофессиональной этики.

В других видах психологической помощи – гештальт-терапия, психодрама, когнитивно-бихевиоральная терапия и НЛП – все несколько проще. В терапию, конечно, не полагается брать родственников, друзей и даже просто хороших знакомых. Но «особо продвинутых» друзей и родственников, в принципе, вполне можно допустить в учебную группу, хотя на демонстрациях с ними мы все же работать избегаем.

Но вернемся к механизму исповеди. Сам ее факт уже ощутимо снимает тревожность клиента, если терапевт или коммуникатор имеет навык включенного слушания.

С приходом христианства профессиональными исповедниками стали священники, но среди батюшек, к сожалению, «кадровый вопрос» стоит так же остро, как и во всех остальных специальностях. После исповеди у боговдохновенного батюшки на душе легко и радостно, хочется совершать только хорошие поступки. А после исповеди у бати, впавшего в грех гордыни и взявшего на себя право судить своих прихожан (прямо как Мальвина, но только в рясе), можно почувствовать себя полным ничтожеством, которому нет прощения ни в жизни, ни после нее.

Именно так получилось с великим русским писателем Николаем Васильевичем Гоголем, страдавшим маниакально-депрессивным психозом. Во время депрессивной стадии, когда человек, одержимый этим заболеванием, готов чувствовать на себе вину за все грехи мира, святая обязанность духовника успокоить его и убедить в безграничном Божьем милосердии. Но суровый и, увы, недалекий духовник Николая Васильевича, делал как раз то, чего нельзя было делать ни в коем случае: он усиливал чувство вины и без того истерзанного болезнью человека. И такое непрофессиональное поведение священника реально ускорило кончину великого писателя.

Верующим и воцерковленным людям крайне важно найти «своего» духовника, общение с которым облегчало бы их душу, окрыляло и вдохновляло. Не буду говорить о других таинствах – их может совершать любой рукоположенный священник, но таинство исповеди играет колоссальную роль в любой религии, и здесь очень многое зависит от того, насколько честно священник готов служить своим прихожанам и насколько он понимает, что это он – для них, а не они – для него.