До сих пор речь шла о попытках объяснить механизмы формирования переживаний, являющихся компонентами фактора напряженности времени. Что касается факторов дискретности и эмоционального отношения к диапазону времени, то каких‑либо гипотез, непосредственно касающихся их механизмов, мы в литературе не встретили.
С позиций причинно–целевой концепции механизмы возникновения различных форм переживания времени в биографическом масштабе следует искать в особенностях субъективной структуры межсобытийных отношений. Исходя из этого, попытаемся определить конкретные параметры этой структуры, связанные с переживаниями «сжатого — растянутого», а также «непрерывного — прерывистого» времени. Выбор именно этих шкал в качестве объектов теоретической интерпретации обусловлен двумя обстоятельствами. Во–первых, они имеют наиболее высокие средние (по основному и дополнительному опросам) факторные нагрузки по соответствующим им двум ведущим факторам — напряженности и дискретности времени (см. табл. 14). Во–вторых, соответствующие этим шкалам переживания прерывистости и растяжимости времени наиболее часто упоминаются в тех литературных источниках, которые были проанализированы нами в процессе работы над проблемой психологического времени личности.
Гипотеза о механизмах растяжимости времени
Затрагивая проблему субъективной длительности различных интервалов времени, советские исследователи нередко приводят известные строки С. Я. Маршака:
Мы знаем: время растяжимо,
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его.
И хотя эти слова стали уже хрестоматийными, трудно удержаться от соблазна воспроизвести их еще раз. Ведь поэт не только констатирует факт растяжимости времени, но и на уровне художественного обобщения дает такое объяснение этому явлению, с которым при наиболее общей постановке проблемы нельзя не согласиться. Действительно, по результатам факторизации, шкалы «сжатое — растянутое» и «пустое — насыщенное» входят в структуру одного фактора — напряженности времени. А значит, содержимое времени определенным образом связано с его психологической растяжимостью. Однако причины существования этой связи так и останутся загадкой, пока не будет известно, «какого рода содержимое» приводит к сжатию или растяжению времени.
Поскольку в причинно–целевой концепции содержание психологического времени определяется особенностями структуры межсобытийных отношений, то и отдельные временные переживания должны быть объяснены исходя из особенностей этой структуры. В предыдущей главе была сформулирована и проверена гипотеза о механизмах оценивания удаленности событий в прошлое и будущее, согласно которой степень актуальности события определяет его приближение к моменту «сейчас». Напомним, что степень актуальности — это удельный вес актуальных причинных и целевых связей в поле данного события. И чем более актуальны события, тем в большей степени они концентрируются вокруг «сейчас», делая прошлое «недавним», а будущее — «скорым», сжимая настоящее в переживании личности. Но низкая актуальность событий отодвигает их в «давнее» прошлое или «нескорое» будущее, растягивает психологическое время. И когда мы спрашиваем человека о его переживаниях времени в настоящем, можно предположить, что ответы относительно сжатости — растянутости времени будут основываться на механизмах суммарной оценки актуальности всех событий, их приближенности к личному временному центру. Здесь можно провести аналогию с восприятием пространственной удаленности: в глубоком горном ущелье пространство кажется сжатым, а на открытой равнинной местности — растянутым.
Таким образом, гипотеза о механизмах растяжимости психологического времени такова:
Для проверки гипотезы на базе данных основного опроса был вычислен коэффициент линейной корреляции между удельным весом актуальных связей в общей структуре межсобытийных отношений[23]
и оценками респондентов по шкале «сжатое — растянутое». Как и предполагалось, он оказался значим: —0,38 (