Психология масс

Признаюсь, мне стыдно уделять столь значимому и сложному предмету так мало внимания и делиться своими любительскими соображениями, тем более что я вряд ли сказал вам что-то новое. Просто хочу отметить, что восприятие человечеством своей власти над природой, из которого оно черпает оружие для борьбы с ближними, неизбежно должно влиять и на экономическое устройство общества. Да, мы довольно далеко отошли от проблемы мировоззрения, но очень скоро к ней вернемся. Сила марксизма заключается отнюдь не во взгляде на историю или в пророчествах, обусловленных этим взглядом, а в проницательном указании на то обстоятельство, что экономические условия жизни воздействуют на интеллектуальные, этические и художественные установки индивидов. Так удалось выявить ряд связей и следствий, которые ранее почти полностью игнорировались. Но неверно думать, будто одни только экономические мотивы определяют поведение людей в обществе. Уже того неоспоримого факта, что разные люди, народы и страны ведут себя по-разному в одних и тех же экономических условиях, вполне достаточно, чтобы доказать, что экономические мотивы – далеко не единственный преобладающий фактор. Совершенно непонятно, как можно упускать из вида факторы психологические, раз уж мы говорим о поведении живых людей; да, поведение связано с конкретными экономическими условиями, но даже при господстве этих условий люди выпускают на свободу свои первоначальные инстинктивные побуждения – инстинкт самосохранения, агрессивность, потребность в любви, стремление к получению удовольствия и желание избегать неудовольствия. В своем более раннем исследовании[160] я также отмечал значимость такого элемента, как сверх-я, которое, воплощая традицию и идеалы прошлого, на протяжении какого-то времени сопротивляется стимулам новой экономической ситуации. Наконец нельзя забывать, что людская масса, подчиненная экономической необходимости, также претерпевает культурное развитие – движется к цивилизации, как еще говорят, – и этот процесс, без сомнения, подверженный влиянию всех прочих факторов, не зависит от них по своему происхождению: он сходен с органическим процессом и выказывает высокую степень влияния на другие факторы. Он вытесняет инстинктивные цели и приводит к тому, что люди начинают отвергать прежние привычки и повадки. Более того, поступательное утверждение духа науки составляет, по-видимому, существенную часть этого процесса. Сумей кто-нибудь подробно разъяснить, каким образом эти различные факторы – общая и наследуемая человеческая предрасположенность, расовые различия и культурные преобразования – то препятствуют, то способствуют друг другу, в зависимости от социального положения, профессии и способности зарабатывать, то такая теория дополнила бы марксизм и превратила тот в подлинную общественную науку. Ведь и социология, занимающаяся поведением людей в обществе, не может быть ничем иным, кроме как прикладной психологией. Строго говоря, есть всего две науки – психология, чистая и прикладная, и естествознание.

Так или иначе, открытие далеко идущего значения экономических отношений обернулось искушением не оставлять их изменение произволу исторического развития, а проводить те в жизнь посредством революционного действия. Теоретический марксизм, воплощенный в русском большевизме, обрел энергию, самодостаточность и исключительность мировоззрения, но одновременно сделался жутко похожим на то, против чего он борется. Будучи изначально частью науки и в своем применении опираясь на науку и технологии, этот практический марксизм ввел запрет на свободу мысли, столь же безжалостный, как и запрет со стороны религии. Запрещается всякое критическое рассмотрение марксистской теории, сомнения в ее правильности наказываются так же, как когда-то католическая церковь наказывала ересь. Сочинения Маркса заняли место Библии и Корана в качестве источника откровения, хотя они, казалось бы, не более свободны от противоречий и неясностей, чем эти древние священные книги.