Я обязан продолжить рассмотрение других мировоззрений, противоречащих научному, но сразу оговорюсь, что делаю это неохотно, ибо не располагаю ни знаниями, ни опытом, чтобы судить о них должным образом. Прошу помнить об этом, когда я продолжу свое выступление; если мне удастся вас заинтересовать, лучше обратиться за подробностями и разъяснениями к иным источникам сведений.
Прежде всего нужно назвать различные философские системы, дерзающие рисовать картину мироздания, какая возникает в уме мыслителей, по большей части отвернувшихся от мира вокруг. Я уже пытался дать общее описание черт философии, а также, пожалуй, слишком несведущ в предмете, чтобы давать содержательную оценку различным системам. Поэтому далее мы рассмотрим не эти системы, а два других явления, которые, особенно в наши дни, нельзя не учитывать.
Первое из этих мировоззрений – своего рода аналог политического анархизма и, возможно, его производное. Безусловно, и в прошлом встречались интеллектуальные нигилисты такого рода, но сегодня теория относительности современной физики буквально вскружила таким людям головы. Они, конечно, ссылаются на науку, однако ухитряются принудить ту к самоотречению, к самоубийству; они ставят перед наукой задачу, если угодно, посторониться и опровергнуть собственные притязания. В связи с этим нередко складывается впечатление, будто такой нигилизм есть всего-навсего временное явление, что его нужно придерживаться только до тех пор, пока поставленная задача не будет выполнена. После устранения науки освободившееся место может быть заполнено мистицизмом или даже былым религиозным мировоззрением. Согласно анархистской теории, нет такого понятия, как истина, и нет достоверного знания о внешнем мире. То, что мы выдаем за научную истину, – лишь плод наших собственных потребностей, которые норовят найти выражение при изменении внешних условий; опять-таки, все сводится к иллюзии. Фактически мы открываем только то, что нам нужно, и видим только то, что хотим видеть. Иного нам не дано. Поскольку критерий истины – соответствие внешнему миру – отсутствует, совершенно безразлично, какие мнения мы принимаем или отвергаем. Все они одинаково верны и одинаково ложны. Никто не вправе обвинять других в заблуждении.
У человека с эпистемологическими наклонностями может возникнуть соблазн пойти по тому софистическому пути, которым идут анархисты, добиваясь от науки согласия с подобными выводами. Без сомнения, нам предстоит попадать в положения, сходные с тем, что известно как «парадокс критянина»[156]
: если все критяне – лжецы, то кто из них говорит правду? Но у меня нет ни желания, ни возможности углубляться в эту тему. Скажу коротко так: анархистская теория выглядит превосходно, пока рассуждает об абстрактном, но рушится при первом же столкновении с практикой. Человеческие поступки определяются личным мнением и знанием; тот же самый дух науки, размышляющий о строении атомов или о происхождении человека, побуждает к строительству моста, способного выдержать определенную нагрузку. Будь нам действительно безразлично, во что верить, пропади из наших суждений знание, характеризующееся соответствием реальности, мы могли бы возводить мосты из камня и из картона, могли бы вводить нашим пациентам по декаграмму морфина вместо сантиграмма, могли бы использовать слезоточивый газ в качестве анестезии вместо эфира. Но даже интеллектуальные анархисты яростно отвергнут такое практическое применение своей теории.