Психология на пальцах

Каждый день, заметьте, каждый день в девять утра, не минутой раньше и не минутой позже, он, умытый и выбритый, садится за свой столик завтракать. Затем возвращается в комнату, берёт купальные принадлежности и, не торопясь, но и не любуясь видами, идёт на море. Загорает. Купается. Ни с кем не общается, не озирается по сторонам, слежку не ведёт. В дом Розы возвращается всегда в двадцать пять минут второго, принимает душ, идёт на кухню и готовит обед: полуфабрикаты и салат. После обеда уходит в свою комнату, где, судя по всему, спит ровно сорок минут. В три часа выходит на террасу, садится в тень и читает книгу до четырёх. Потом отправляется на море, где снова купается, загорает и читает книгу. Потом без всякого интереса смотрит на закат – но зачем-то он это делает?! А в восемь часов двадцать минут возвращается домой. Снова принимает душ в общей душевой и идёт к себе. Через десять – пятнадцать минут выходит на балкончик, который прилеплен к его комнате, с кофе и книгой. В десять тридцать заходит в комнату и ложится спать. И так, повторюсь, каждый день.

Хотя… что я удивляюсь – по этому графику проводят отпуск почти все постояльцы. Вот что значит железная привычка к режиму! В этом плане Егора трудно в чём-то заподозрить – абсолютно чист… Если бы не его лицо! И если бы не ложь…

– Может быть, он просто вор? И просто ждёт удобного случая что-нибудь украсть? – простодушно предположил Митька.

– Слишком безучастен и независим, – задумчиво помотал головой Пётр Арсентьевич. – Ни одним жестом, ни одним взглядом он не проявил интереса к нашей публике и её имуществу. На пляже – та же история. Никого вокруг себя не замечает. Меня он терпит. С трудом, но терпит. А вот к молодожёнам испытывает лёгкое отвращение: я видел, как сморщился его нос и слегка приподнялась верхняя губа, когда они, проходя мимо, ворковали про своё будущее семейное гнёздышко. Для кого-то эта парочка может показаться слишком сладкой. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет…

– Может быть, он от кого-то скрывается… Отсиживается здесь, в захолустье? – предложил свой вариант Серёга.

– Точно нет! – возмущённо воскликнул Пётр Арсентьевич, от Серёги он такого прокола не ожидал. – Это же элементарно! Человек, который скрывается, даже в самой глубокой норе не сможет просидеть спокойно дольше трёх дней. Ему будет казаться, что как раз эту нору найдут в первую очередь, что зря он в ней засел, что это не убежище, а ловушка, что преследователи уже где-то рядом. А Егор ничего не боится. Читая перед сном на балконе, он включает свет. Разве смог бы сидеть человек, который в бегах, у всех на виду, при этом не видя в окружающей его темноте даже грецкого ореха в метре от балкона?..

– Может, он псих? – не сдавался Серёга. – Ты сам говорил, что у психов отличаются реакции, эмоции и жесты. А уж лицо вообще может быть каким угодно!

– Это да, это может быть… – сразу успокоившись, согласился дед. – Это был бы самый простой вариант. Но тут мы ничего поделать не можем – нужен психиатр. Я тоже, конечно, об этом думал. Но мучает меня другое. Что, если он НЕ псих? Тогда кому-то угрожает серьёзная опасность. Не опоздать бы…

– Может, этот дядя по ночам, пока все спят, роет клад или тоннель какой-то? – брякнул Митька.

Он уже подустал следить за «битвой титанов» и потерял нить расследования. Возможно, даже успел вздремнуть. Благо певец из кафе устал и, потеряв часть своего противного голоса, тихонько затянул какой-то трудноузнаваемый медляк.

– Митрий, что-то в этом роде могло бы быть, – миролюбиво сказал Пётр Арсентьевич, – но загвоздка в том, что Егор по ночам не выходит из комнаты.

– А вдруг там есть тайный ход? – Митька подскочил и взъерошил волосы, окончательно очнувшись. – Вы не подумали об этом?

– Где же в его клетушке может уместиться тайный ход? – улыбнулся Пётр Арсентьевич. – Одна стенка у нас с ним общая, другую он делит со старушками-соседками. Пол в его комнате – это потолок для большой обиженной на меня семьи. Остаётся только дверь в общий коридор, а с другой стороны – дверь на балкон. Согласись, Митька, ты перемудрил с тайнами. Я следил за комнатой Егора три ночи подряд! По мне это, кстати, заметно, – вздохнул дед, – даже сердце пошаливать начало. А этому хоть бы хны! Каждое утро свеженький, бодрый, отдохнувший – хоть сразу на лесоповал посылай!

– О! Знаю! Егор – тайный американский шпион! Вот и разгадка! – Буйная Митькина фантазия снова вырвалась на волю.

– Митрий, а вот это действительно гениальная версия! А главное, очень правдоподобная! Смотрите, наш тайный агент целыми днями, практически до полной темноты, жарится на пляже. Зачем? Да он сидит и запоминает, кто в каких трусах купается! Больше в этой глуши разведывать тайному агенту нечего. Потом он ночами азбукой Морзе или через спутник передаёт американцам шифровки: «Дед сегодня вышел в трусах в горошек, патлатый мальчишка – в красно-полосатых…»

– Чего сразу патлатый? И трусы… Может, он разведывает… – И Митька умолк, придумывая какой-нибудь более удачный вариант.