Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник)

Теперь осталось сказать о третьей из навлеченных наш линий рассмотрения – о христианской психологии . На самом деле, все предыдущие рассуждения прямо подводят нас к этому. Если мы говорим о нравственном законе, то неизбежно встает вопрос о его основаниях: относительны они или абсолютны, временное и вынужденное соглашение, общественный договор, субъективное мнение или абсолютное, Богом ли данное установление. Скажут, что это вопрос религии, т. е. вопрос научно недискутируемый, необсуждаемый. Но дело в том, что он был и остается необыкновенно существенным для конкретного психологического функционирования. Здесь, по сути, тоже, что и во взаимоотношениях с этикой: есть вектора и линии, которые в психологии и религии тесно соединены, соотносимы.

Что же на этот раз составляет общую территорию, предает, пересекающегося рассмотрения? Прежде всего, это вера . Вера – несомненный психологический факт, предпосылка осуществления, необходимая поддержка, условие любой сколь-нибудь сложноорганизованной человеческой активности ( Братусь , 1994). Предположим, некто задумал построить новый дом и жить в нем долгие годы, или окончить вуз и стать врачом, или вырастить всех своих детей и обеспечить им счастливое будущее. Любое из задуманного может осуществиться, но далеко не автоматически и обязательно, а более или менее вероятно (однокоренное слово с верой). И для этого недостаточно самого принятия решения, сознания мотива, доводов разума, усилий воли и т.п. Человеку необходимо наличие целостного образа будущего, которых поддерживается и живет в нем, с которым у него эмоциональная, теплая связь, в который – и иного слова не подобрать – человек верит , часто несмотря на колебания, ослабление воли или разумные доводы, призывающие повременить или вовсе прекратить деятельность.

Если воспринять мир совсем реально, информативно точно, со всеми его опасностями, подвохами, поворотами судьбы, внезапностью болезни и смерти, то можно замереть или вслед за поэтом воскликнуть: “Кто смеет молвить до свиданья чрез бездну двух или трех дней”. А мы смеем, потому что привычно верим в свои завтра и послезавтра. И без этого остановилась бы жизнь. Итак, вера это отнюдь не только религиозный феномен, как продолжают думать воспитанные атеизмом психологи. Механизмом, усилием веры поддерживается и эмоционально притягивается, “прилепляется к сердцу”, запечатлевается образ, существование и осуществление которого лишь вероятно. Этот образ через наглядно-чувственную представленность сознанию нереализованного в действительности делает субъективно реальным, осязаемым, недостижимое видимо достижимым, будущее настоящим, по жизни сопутствующим, греющим и ведущим. Вера при этом имеет, конечно, внешние, отмечаемые другими, признаки присутствия в человеке, но ее бытие, наличие, очевидность – внутри. Верящий свидетельствует прежде всего себе и лишь косвенно, через себя – другим. Доказать, обрисовать другому предмет, образ веры до конца нельзя, ибо с внешней позиции он всегда лишь вероятен, но не доказуемо достоверен [10] . Поэтому веру нельзя заполучить извне, нельзя передать наставлением или примером.

Нельзя решить, окажем, что все верят в это и поэтому отныне я верю. На деле неизбежно получится другое, что можно выразить формулой: “Все верят в это и поэтому я думаю, что отныне я верю ”. О вере можно и нужно думать, но ее нельзя надумать, создать размышлением, она подразумевает, обнаруживает себя как личное и непосредственное усмотрение, ощущение образа, а не его умственное выведение как некоего силлогизма или внешней необходимости.

В то же время очевидно, что внутренняя достоверность не дается просто, задаром и одномоментно, но требует специальной психологической работы, усилий по строительству, восстановлению образа веры. Этот процесс обычно начинается при колеблющихся, почти равных шансах, равной мере веры и неверия (“пятьдесят на пятьдесят”). Вера в этих условиях должна преодолеть неверие, оформить и сохранить образ, вопреки неизбежным сомнениям. Именно здесь – область возникновения, испытания и искушения веры. Важно заглотить, что примерно та же вероятность успеха характерна для начала (а, нередко, сопровождения) сложной жизненной деятельности и вера, преодолевающая сомнения, победившая меру неверия становится в этих условиях наиболее адекватной основой и помощью, тогда как надежда, готовая возникнуть при самой минимальной вероятности успеха – слабая, иссякающая (но зато, правда, умирающая последней) поддержка, а уверенность (высокая вероятность успеха) требует выполнения слишком многих условий, которые далеко не всегда могут быть представлены реальной жизнью.