Психология свободы

Ладно, резюмируем. Первый твой подкат к психоперегрузу – в культивации психоформулы "всё обычно!". Формулой этой прикрыто киваешь на авторитет кармы, ласково заставляющий принять жизнеимеемое, несмотря на его шероховатость. В самом деле, что значит, что вот то жизненное твоё – обычно? Ну, значит и раньше где-то у тебя оно было, значит и у всех оно такое (во всяком случае, у большинства!), и из тех жизневводных, что имеешь, оно и должно в общем-то получаться, по зрелому-то размышлению. Да и из базовых элементов конструкции человеческой жизни, какой ты её знаешь, именно оно напрашивается. Вот что маячит в обычности чего-то!

То есть что? Должна быть развита критическая масса принимания того, что в твоей жизни есть плохого. Что вне тебя, что в тебе самом. Где плохое в тебе – прежде прочего представительствуется психоперегрузом. Вот по таким своим элементам и надо достаточно самоприняться. С достаточным приниманием плохостей и в окруж'aющей жизни. Тогда-то и получится сказать о текущем моменте: "Всё обычно!" Чем выгорает ни на что не оглядываться. А то в постоянной оглядываемости – всё не подпускал себя к жизнепредназначёнке. К тем занятиям, то есть, как раз для коих и предназначена жизнь – по её у тебя задумке.

 

И нажимать сильно нельзя – всеми этими "жизнь моя теперь настоящая", – и попускаться сильно нельзя – безоглядным исполнением возникающих из-за перегруза жизнетребований. Вздорных в своём большинстве.

В общем, вся текущая психодеятельность преломляется через наличную в психике перетяжелённость. Так сказать, проходит в тебе через "призму" истерогена! Тем самым, жить без какого-то принимания себя с перетяжелёнкой – ты не можешь, но и достаточно отвергать её в себе самом – тоже необходимо, дабы зажить получше без неё.

Будешь излишне кланяться – истероген застрянет в тебе, но сильно нажмёшь, так посадишь последние силы, и истероген то сразу происпользует, начав являться ещё больше. В сравнении с донажимностью.

Этим самым всем – вы в периоде постоянного психоварьирования, наличного под знаком перманентного нажима на истероген. То есть, варьировать можно и нужно, но совсем убирать нажим нельзя, в худшие подпериоды оставляя в себе хоть его символ, – и так до полного изжива истерогена. Это всё – уже второй этап. На первом же истероген присаживается, но ценой того, что сумевшее остаться от него – будет уже вне нажима. Санкционированным, то есть. Как твоя психочасть покрывающимся твоим самоприниманием.

То бишь на первом этапе – на будущее у тебя есть санкционированные свои психозакидоны. Не по смыслу их санкционируешь, а лишь по их возможной к возниканью массе, но тем не менее. На втором же этапе – санкционированных нет. В этом отличие.

Фирменная на втором этапе соображённость, она же твоя припёртость себя, это что "ничего не остаётся, как жить по-настоящему в тотальном по охвату отталкивании закидонов". Но в фоне знания, что излишне толкать – тоже плохо, это фактически оказывается датием себе так'oй установки: не "закидаться", если только технически то можешь. Не больше. Но и не меньше!

 

На нулевом же этапе, – ну, исходном к этому всему, – убаюкивал себя через "дадут!", подразумевавшего более щадящие условия жизни, нежели наличные. Тем преспокойно допускал психозакидоны, даже если силовал не допустить: а, мол, такой уж пока жизнепериод, а потом – в лучших условиях – сами пропадут. И техническая возможность не допустить – неизменно зря простаивала.

 

На нулевом этапе, в общем, психорасклад порочен. И порочность его в следующем.

Во-первых, из-за внутренней перепнутости ты психоинертен – что называется, запавший на тот узор психореакций, что уже есть. В первую очередь просто оттого, что он есть! И чуть изменись твоя внешнесть, тем требуя изменения узора реакций, как ты в невольном непринимании – того изменения.

А во-вторых, наличный узор внутренних реакций у психоперегруженного – всегда характеризуется излишне большим количеством тех реакций, при излишне большой их силе. То есть он – всегда тяжелонесомый узор, и потому мало совместим с новыми внутренними реакциями. Ну, дополнительно напрашивающимися – к уже наличным. Это т'oже заставляет непринимать очередную – в чём-то – изменёнку внешнести. Ведь она, изменёнка та, требует реагирования, а начинается оно с выстраивания внутренней реакции. Которая потом перейдёт во внешнюю, если перейдёт.

В итоге возникает сильное непринимание – на любую попытку внешнести измениться, в достаточной для тебя заметности той попытки. И чтобы его унять, – ну, прекратить или хоть присадить как свою внутреннюю реакцию, – оказывается нужной истерика. В самом деле, непринимание ведь это – тоже внутренняя реакция, а на них – новые – у тебя зуб, тем начинаешь непринимать и это своё непринимание, а там и непринимание непринимания, так вот получившееся, и в том же духе пошло всё нарастать снежным комом, так что неизбежно срываешься на крик – в порядке внешней разрядки этой пластующейся непринимательности. То есть истерикуешь!