Можно провести и другие параллели. Как мы уже видели в предыдущих главах, некоторых людей терроризм буквально затягивает. То же самое делает торнадо. Фильм-катастрофа 1996 года «Смерч»[39]
привлек внимание к субкультуре охотников за торнадо и сделал ее чрезвычайно популярной. В этом фильме две соперничающие команды мчатся по Оклахоме на автомобилях, оснащенных специальным оборудованием, в поисках смерчей. Обе команды стремятся опередить соперников и запустить зонды внутрь воронки торнадо, чтобы собрать данные о внутренней динамике смерча. В фильме охотники за торнадо – увлеченные своим делом экстремалы, стремящиеся все делать своими руками и с энтузиазмом разгадывающие тайны стихийного бедствия. Фильм собрал в прокате почти $500 млн. Зрителям он так понравился, что канал Discovery выпустил реалити-шоу под названием «В погоне за ураганом»[40]. Национальный центр предупреждения ураганов США проводит различие между так называемыми охотниками и наблюдателями. Последние – это, по сути, местные «дозорные», которые передают соответствующую информацию в Национальную метеорологическую службу. Охотники, напротив, подвижны – они преследуют ураганы на протяжении многих километров. Мотивы охотников могут быть разными: и научное любопытство, и интерес к фотосъемке природных явлений, и продажа отснятого материала СМИ{639}.Итак, на уровне индивидов между торнадо и терроризмом есть очевидное сходство. Они привлекают разные типы людей и по разным причинам. Но это еще не все: как и в случае с терроризмом, те, кого привлекают торнадо, приходят к охоте на ураганы разными путями, имеют в своем распоряжении разные ресурсы и вовлекаются в свою деятельность на самых разных уровнях. Индивидуальный опыт взаимодействия с природным явлением тоже у всех разный – то, что видит и чувствует наблюдатель, может отличаться от того, что видит и чувствует охотник. В свою очередь, опыт охотников и наблюдателей отличается от опыта сотрудников Национальной метеорологической службы, использующих снимки со спутников. Действия перечисленных категорий исследователей отражают соответствующие роли или, скорее, разные уровни и расстояния, на которых они воспринимают природное явление. Нельзя сказать, что информация о торнадо, получаемая аналитиками из Национального управления океанских и атмосферных исследований США со спутниковых снимков, более важна и достоверна, чем данные, которые собирают охотники за ураганами, и наоборот. Результаты наблюдения всех исследователей одинаково ценны и имеют большое значение для всех участников исследования{640}
.Это относится и к терроризму. Индивидуальный опыт не дает полного понимания менталитета террористов и причин их вовлеченности в террористическую деятельность. Он будет варьироваться в зависимости от того, кто является его носителем, и от того, что, как и где он делает и как к этому относится. Террорист, который сидит перед монитором компьютера и ведет экстремистский сайт, может испытывать воодушевление оттого, что у него есть важная цель, что он выполняет ответственное задание и что, несмотря на очевидные различия, его опыт имеет такое же значение, как и опыт боевика-оперативника.
Я знаю, что существует опасность распространить эту аналогию за разумные пределы – с этим надо быть осторожнее. Если правильно использовать аналогии, они бывают полезны. Они могут подсвечивать отдельные моменты, благодаря чему у наблюдателей, которые пытаются понять, что и как происходит, складывается более четкое и объемное представление об изучаемом явлении. Некоторые аналогии хорошо запоминаются. Грэм Вуд в книге «Путь странников» так писал о вербовщиках «Исламского государства», у которых брал интервью: «Они в буквальном смысле были "ловцами человеков" – ловили людей в людском море. Наблюдая за их работой, я невольно сравнивал ее с траловым ловом рыбы в промышленных масштабах»{641}
. Наконец, важнее всего то, что аналогии и метафоры нередко указывают ученым направление исследований. В частности, сравнение с торнадо помогает понять, что одно дело – пытаться выяснить, где, когда и почему происходят